Нина Михайловна — большой учёный, доктор биологических наук, ботаник. Но мало того: наша Нина Михайловна ещё и поэт
. А поэты — уж это всем известно! — понимают все языки бессловесного мира и служат переводчиками с них на наш, человеческий, язык.Сладков рассказывал, что как-то в Азербайджане купил по случаю партию патефонных пластинок, говорили — иранских. Дома — а жил он в то лето в сакле среди деревни — стал проигрывать их на патефоне. Сперва шли всё какие-то американские фокстротики. Потом вдруг попалась пластинка с надписью на совершенно незнакомом языке. Поставил. Раздалась дикая музыка: кто-то извлекал из дудки ритмические, но ушераздирающие звуки.
Не успел Сладков дослушать пластинку до конца, как его внимание привлекли колеблющиеся тени на земляном полу сакли. Оглянулся — на пороге, воротником раздув шеи, стоят на хвостах две великолепные очковые змеи и раскачиваются в такт музыке.
До того Сладков и понятия не имел, что в тех местах водятся очковые змеи. Потом оказалось — пластинка индийская: «заклинатель змей».
Этот случай может послужить прообразом ко всему творчеству Сладкова: он нашёл дудку, играя на которой, в давно знакомых и больше уж не интересующих нас местах извлекает на свет неведомые нам существа.
Сын коренного питерского рабочего Николай Иванович Сладков родился на окраине Ленинграда. Отсюда синей зубчатой стеной виднелся далёкий лес. Мальчику он казался забором, отделяющим знакомую улицу от остального мира, полного неизведанных чудес.
При ближайшем знакомстве лес оказался зелёным, разноцветным, населённым всякой удивительной живностью. В нем было здорово интересно, особенно весной, когда в зелени мелькали и пели птицы.
А синяя зубчатая стена просто отодвинулась немного дальше — за неширокую гладь Финского залива, на другой его берег. И стало ясно, что сколько ни приближайся к этому забору — в синем лесу всегда будут таиться всамделишные чудеса. «Мир стал таинственней и шире».
Увлечение самыми романтическими жителями леса — птицами — привело Сладкова-школьника в кружок юных натуралистов при Зоологическом музее Академии наук. Здесь он получил начальные знания орнитолога и навыки натуралиста — исследователя родного края.
Уже в эти ранние годы он почувствовал непреодолимое желание делиться своими лесными радостными открытиями с товарищами — и начал писать рассказы.
Финская война, передний край войны Отечественной, превращение в военного топографа, постоянные переброски с места на место — всё это беспокойное, жестокое время не способствовало, конечно, развитию литературного мастерства Сладкова.
Наконец война кончилась — и страна перешла к мирному строительству. Сладков «осел» на Кавказе — и в несколько лет стал подлинным мастером короткого рассказа. Помогли ему в этом три обстоятельства: хоть краткая, но регулярная оседлость, счастливый брак и рождение сына.
Пребывание по нескольку месяцев в одном месте давало молодому писателю возможность урывать от служебных обязанностей время для обработки кусочков его богатых дневниковых записей (плод твёрдо укоренившейся юннатской привычки). Заботливая жена обеспечивала спокойную работу в эти редкие часы. А маленький друг-сын помог ему снова взглянуть на мир широко раскрытыми, восторженными глазами ребёнка.
Все мы в детстве — маленькие романтики, весёлые первооткрыватели родной земли. Сколько каждый из нас видел и пережил всего чудесного в детстве! Да вот, на свою беду, мы прочно забываем, повзрослев, эти счастливые времена. А если, бывает, и вспомним случайно, то решаем, даже не улыбнувшись: «Мальчишество! Глупые сказки».
Так ли? Почему-то люди с сердцем поэта остаются верны своему детству — продолжают открывать свой мир, всю жизнь поражаются и восхищаются им.
Сладков принадлежит и к тем не забывшим детство людям, о которых так хорошо сказал Блок:
Сладков — необычайно зоркий, терпеливый, дотошный наблюдатель. Пытливыми глазами любящего чётко подмечает он то, что неизбежно ускользнёт от мёртвого взгляда человека, убеждённого, что всё в жизни известно и понятно. Сладкову одной пылинки или росинки достаточно, чтобы сделать за душу хватающее открытие… «И вот у самого моего сапога блеснуло что-то влажное. Росинка? Нет, — глаз! И сейчас же из-под самой ноги выпорхнул жаворонок». «…И тут открылись мне маленькие птичьи хитрости и великая птичья любовь». («В колее»). Слепая мать, чтобы спасти своих детей, бежит — на слух — прямо в руки своему врагу, — и это всего лишь птица. («Тетёрка». Сборник «Серебряный хвост»).