Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Сегодня за речкой у домика лесника — эстонца Каро — увидал щебечущего скворца — и даже вздрогнул от радости.

Нет лучше времени — весны!

*

Выбрали хорошую полянку, негусто заросшую берёзовым и осиновым молодняком. Тут много следов заячьих и белых куропаток.

Поют зарянки и певчие дрозды. Один из них энергично повторял: «Дураки вы, дураки, дураки». Но он плохо выговаривает «р» — и получается у него: «Дуяки вы, дуяки, дуяки!» Этот дрозд всё время менял свою песню. Потом же стал такие слова выговаривать, как «епископ», «риволи», «Фелисити, Фелисити», и вдруг опять: «Дуяки!».

И верно: «дуяки», до густых сумерек простояли в лесу, но так и не услышали ни хорканья вальдшнепа, ни тетеревиного «чуффы», ни даже блеяния бекаса (хотя рядом было болото).

Нет в этом году долгоносых. Наверно, что-нибудь стряслось с ними на зимовке.

*

Долго шёл дождь, было гнетущее настроение. Потом дождь переставать стал — и вдруг над деревьями показалась полоса светлого неба. Сначала узкая, становилась всё шире, — и мне показалось, что кто-то долго на меня сердился и вдруг всё переменилось, я прощён и светло и легко на душе. Дождь совсем перестал, а прощённое настроение ещё долго радовало душу. Умытые небеса и умытая душа.

*

Заневестились белые берёзки (воздушная дымка их весной). Оголтело орёт зелёный дятел.

Лягушка-турлушка — и вперебой ей так же, но громко и долго завёл козодой, оборвал песню и, как в ладоши, захлопал крыльями.

Хорошо подметил Николай Анатольевич^[39], как незаметен бывает переход от светлых ночей к тёмным: обычно около этого вот времени (середина, конец июля) погода портится — сенокос обычно спрыснет дождичком, — а когда опять освободится небо от пелены туч, — ночи уже темны.

*

Хозяин (Я. М. Круглов, лесник) рассказывал, что раньше (ещё после войны 1914 года) тут появилась масса волков. Чтобы избавиться от них, ловили волчат летом, привязывали к плотикам и пускали вниз по речке. Волчицы будто бы убегали за ними по берегу.

*

Оксочи. Нас встретила красивая каменная церковь на холме, крошечная станция, громкая песня зяблика, рулады скворцов, жужжание зеленушки, восторженный крик зелёного дятла.

*

Вечер. Солнце над самым лесом. Чуть бормочут у гнёзд скворцы. Паутинки блестят на телеграфных проводах, на голых ветках яблонь, на заборе. А в воздухе пляшут золотые от солнца комарики. Пролетевшая около них бабочка (маленькая крапивница) кажется тёмной птицей.

*

Большие берёзы все в почечках, лес весь в крапинках. А маленькие берёзки на солнышке уже раскрывают ручки, ладошки-листочки.

*

Сегодня с ночи небо в сером одеяльце. Утром гроза прошла стороной, слегка спрыснуло, и весь лес окутался туманом. Туман в кронах сосен, между стволов, выше крон. И кажется, что мы — на дне озера Светояра в невидимом граде Китеже. Тоже счастье.

Меж стволов пронзительно пронизались стрижи.

*

Когда стоишь перед стеной леса, всегда волнуешься: а что там за ней, что там в нём? Войдёшь — кругом густо насыщено тайной: из кустов блеснут чьи-то быстрые глаза, что-то прошуршит в траве — быстро, отрывисто (мышь) или длинно (змея) — чей-то роговой нос высунется из листьев, что-то кто-то пикнет, хрюкнет, заворчит, зашипит, пискнет, — и опять всё тихо, всё неподвижно. Но живой этой неподвижности и тишине не веришь.

*

Прилетела серая мухоловка. Дергача и погоныша всё нет. Вечером я вышел на крыльцо — всё поёт! Не сходя с крыльца, слышал: Соловьёв, косачей, дроздов, лягушек и где-то в стороне Костяничной горки громко кричал Подковкин^[40]: «Чер-рвяк! Чер-рвяк»! Не вечер, а сладостный сон.

*

Сегодня с утра тут и поют — пеструшка, теньковка и лесной конёк. Видел парочку долгохвостых синиц. Розоватые снизу тёплые шарики с тонкими длинными прямыми пёрышками — как они милы!

*

Яркое, жаркое-жаркое солнце! Горихвостка поёт, трясогузки цикают, перевозчик плачет, черныш токует на мутной и быстрой реке. Все птицы сразу тут как тут. Дятел где-то тук-тук-тук! Журчейки несутся, как сумасшедшие. Все так явно обрадовались неожиданному приходу весны после слишком долго задержавшейся зимы. Со всех сторон скачут лягушки — и все к канавам, к ручьям, к речке — хоть прямо по снегу. А снегири ещё в саду. Светло-голубая спина и красная грудь — сбоку весенний снегирь, как кисель с молоком.

Днём — волшебное ощущение (стоял наверху на балконе): дождь прохладный, крупный на голову и жаркое солнце в лицо, в грудь; потом крупный резкий град — и всё-таки яркое, жаркое солнце — не верь: шучу! — и небо голубое (градоносная туча сзади, да и маленькая, минутная).

*

Порхал вокруг, высоко над спиной поднимая крылья — как гребцы на военных лодках по команде «суши вёсла!» — козодой.

*