Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Солнце заходит. Оно жёлто-золотое, золотой и весь угол неба на западе. Но голая ещё пашня вдруг стала малиново-красной, и над ней китайскими фонариками горят просвеченные золотом солнца светло-зелёные берёзы, Кажется: они поют высокими сопрано, а редкие среди них тёмно-оливковые сосны и ели изредка вторят им — октавой. Голубая над золотом полоска неба и пышной шапкой накрывающие её облака кажутся спокойным сладкоголосым хором, полно и торжественно звучащим piano, pianissimo.

Потом понемножечку золотые фонарики берёз потухли, пашня побурела, золото сошло с неба, облака стали — лиловый бархат, — гудение низов контрабаса. Нет: теперь уже симфония неба — орган!

*

На Картофельной горке, на солнечных и защищённых от ветра склонах расцвели ландыши (ландыши — дыши!).

Лето

Громкое хлопанье крыльев и неистовый крик петуха под окном, рожок пастуха, мычанье выходящих со двора коров, песни утренних птиц — всё это входит в сон сладостной музыкой, расцвечивает его, не будя спящего, — и человек блаженно улыбается во сне. Наконец маленькая горихвостка так задорно и весело прозвенела у самого окна, что спящий просыпается. Он ещё не раскрыл глаз, но сознание возвращается к нему, и человек открывает глаза под радостное пение птиц, крик петухов, звон лошадиных колокольчиков и чуть слышное издали кукование кукушки. Солнечный радостный свет, светло-голубое небо с медлящими на нём белыми облаками-барашками, зелень свежая, живая зелень кругом, утренний бодрый холодок, бревенчатые стены избы, — боже, до чего хорошо!

И прежде чем вернуться к привычным, ежедневным мыслям, проснувшийся так, без всяких соображений лежит несколько минут, погружённый в блаженство.

Может ли такое быть в городе? Там утром в утончающийся сон человека набатом входят гудки заводов: «Тревога! Проснись, проснись, не опоздай!» Стреляющий шум моторов и угрожающий рёв гудков автомашин: «Берегись, мы проснулись! Проснись, задавим!» Железный скрип, металлический звон трамваев.

И нервы ещё не проснувшегося человека уже напряглись в борьбе, в самозащите, слух насторожился, глаза под ещё опущенными веками тревожно забегали по сторонам.

*

Тончайшие паутинки радости. Не рвите их, не рвите!

Сейчас в мою чашку с молоком, когда я подносил её к губам, упал цветочек незабудки из букета, — и как же это нежно-весело: голубое в белом, и в голубом — чуточный жёлтый глазок!

*

Облака, похожие на воздушные пироги на невидимых блюдах.

Только тут понимаешь, как может быть человек счастлив и как безнадёжно он несчастлив, лишённый земли, воды, леса — всей отрады вечной красоты и благодати невыдуманной жизни.

*

Каждый листик берёзы блестит, каждая травинка кивает тебе. На воду смотреть нельзя — ослепляет.

От невозможного этого счастья запевает душа. И весь мир становится близок и понятен так, как может быть близок и понятен только просветлённой любовью душе.

*

Вечер прохладен и светел. Чудное время: свет, тепло, океан свежей зелени. Праздник красок, света, ароматов, звуков. Круглые сутки не смолкают птицы: едва смолкнут дневные голоса — уже защёлкали, засвистели соловьи — и всю ночь, всю ночь напролёт свищут, а чуть утренняя радостная зорька — уже на смену им поднимаются в небо с песней жаворонки.

*

Телефонный провод идёт через лес — болото — озеро — в лес. Поют птицы, шуршат звери, стрекозы присаживаются на провод — и идут человеческие разговоры через лес.

*

Поражаюсь листве: как яростно ярко горит каждый листик берёз, осин, рябин, ив, ольх под тёмным пологом тёмных елей и сосен! Право же, все листья — самосветы. Они не только питаются солнечным светом, но и сами излучают его.

ЗАВОДИНКА

Заворот течения (местной речки) и в тихой заводи обломки. Своя, медленная жизнь. Зацвела вода: ряска. Где ряска — там чирята. Они не боятся человека, а с удивлением и как бы с укором на него глядят: тут же «дом», тут нельзя пятнать, бить, стрелять.

*

Сижу за столом у открытого окна. Только что прошёл тропический короткий ливень с грозой. В воздухе пахнет так, словно только что внесли с большого мороза в комнату чистое бельё. На клевере под моим окном сияют алмазы дождя. Они — белые.

Но вот засияла одна большая капля на листке — то белым, то изумрудным, то золотым светом. Точно вся радость умывшейся Вселенной собралась в ней.

Вспыхнула ярче прежнего — и нет её!

Исчезла раньше, чем я успел написать о ней.

Но уже зажглись другие — поменьше, но тоже цветные, переливчатые самоцветы. Дергач при полном солнце закричал от восторга.

*

Вечер чудесный, слегка прохладный. Река отражает в себе не небо, а берега: зелёная, где на берегу кусты и деревья, жёлтая — под кручей.

Среди зелени лесов голубоватыми кажутся поля ржи. И всё кругом мягко голубеет после дождика.

*

Дорога вдоль берега маленького лесного моря — Пироса. Летают утки: пролетела над головами шилохвость, тирнкал тревожно, завидев нас, свистунок и т. д. Жаворонков здесь полон воздух.

*

Такие зорьки, такие утра — божий дар.