Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Авторы первого типа — назовем их условно «литераторами» — обычно рано начинают писать и печататься, часто ещё вундеркиндами. Они овладевают литературным мастерством в том возрасте, когда совсем ещё не знают жизни и, следовательно, ничего нового сообщить о ней людям не могут. Материал, содержание для своих стихов и прозы они черпают из литературы же. Начав с этого, они обычно этим и кончают.

«Поэт — сын гармонии: и ему дана какая-то роль в мировой культуре, — говорит Блок. — Три дела возложены на него: во-первых, освободить звуки из родной, безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих, внести эту гармонию во внешний мир»^[22].

От первого, самого трудного дела поэты типа «литераторов» себя освобождают.

Это — люди комнатные, так всю свою жизнь и проводящие в комнатах. Зачем бежать им «на берега пустынных волн, в широкошумные дубравы», когда отлично кормят и приносят славу стишки, написанные дома, среди «забот суетного света», быть погружённым в которые «литератор» вовсе не считает малодушием.

Единственная специальность «литераторов», единственное возможное для них средство существования — это литература.

Не зная людей труда — суровых воинов жизни, видев их только через окошко своей комнаты, «литератор» пишет в своих стихах и прозе об этих людях, об их труде, об их инструментах, об окружающей их природе — о чём угодно. А поставьте его в положение Робинзона — и «литератор» погиб: ведь он ничего не умеет делать, он никогда не держал в руках ни одного инструмента, кроме пера.

Авторы этого типа всего лишь пересказчики. И так же понятно, что «литераторы» склонны к формалистическому оригинальничанью, к языковым и стилистическим «изыскам»: в чем же и показать себя пересказчику?

Другого типа авторы — настоящие писатели, вроде Бориса Степановича Житкова — обычно приходят в литературу с знанием жизни, с умением видеть и понимать эту жизнь. Жизнь они ставят выше литературы и берутся за перо для того, чтоб сделать жизнь лучше и разумнее. Жизненный опыт, «внутреннее давление» — свойственное человеку стремление передать накопленный личный опыт всему человечеству, в особенности же вооружить им вступающее в жизнь молодое поколение, — это внутреннее давление и заставляет таких людей писать, часто именно для детей писать.

Борис Степанович сорока двух лет от роду дебютирует в детском журнале «Новый Робинзон» рассказом «Над морем» и сразу же начинает вести в этом — с таким многозначительным названием! — журнале отдел «Как люди работают». Не комнатным же людям было рассказывать детям о том, как люди работают. Для этого нужен был именно Борис Степанович.

Он был человеком чрезвычайно больших и разносторонних знаний. Но этого мало. Его никогда ни в чём не удовлетворяли знания без уменья, столь характерные для комнатных людей, для всей рафинированной интеллигенции.

Трудно перечислить все его знания и умения. Достаточно сказать, что, окончив (после университета) Политехнический институт, он взял место инженера не прежде, чем сам познакомился с трудом рабочих всех подведомственных ему как инженеру специальностей. В 1908 году он был начальником научной экспедиции на Енисее и одновременно капитаном экспедиционного судна; к этому времени он уже проделал работу каждого из своих подчинённых: от матроса и кочегара до машиниста и штурмана, от препаратора до ихтиолога. Он любил всякий труд, брался за всякий труд и, взявшись, доводил приобретённое уменье до высокой степени мастерства. Человек изобретательный, он не довольствовался тем, что было, а старался усовершенствовать приёмы каждого труда, сконструировать новые, более совершенные инструменты и машины.

Читатель требует от писателя углублённого, исключительного знания жизни. Читатель-ребёнок во что бы то ни стало хочет видеть в любимом писателе своего героя, требует от него умения делать всё, о чём говорится в книге. Велико разочарование маленьких читателей, когда при долгожданной встрече с любимым писателем они убеждаются, что они обманулись, что всё обаяние автора их любимых книг заключается только в умении подобрать красивые слова. Встреча с настоящим писателем «от жизни», а не «от литературы» этим жестоким разочарованием не грозит им.

«Какой он детский писатель, — говаривал Борис Степанович, — раз он гвоздя в стену не умеет вбить».