Писатель, много повидавший и переживший, обладавший разносторонними знаниями и уменьями, писатель, которому есть что поведать людям, не нуждается в формалистических изощрениях. Создавая большую, жизненно-необходимую книгу, а не игрушечную литературу, он отвергает литературные «изыски». Его искусство всегда индивидуально, неповторимо и в этом смысле оригинально. Оригинальничать же ему не к лицу.
— Оригинальничать тоже не оригинально, — сказал как-то Борис Степанович одному из поэтов-«литераторов», наследников футуризма.
Большая изобретательность Бориса Степановича сказалась и в его литературном творчестве. В детской литературе он был созидателем новых жанров. Им создан сюжетный производственный рассказ; увлекательная, до сих пор ещё не поддающаяся классификации критиков, эмоционально насыщенная «деловая» («научно-популярная») книга; энциклопедия для маленьких, совершенно новой, своеобразной формы: дана живым голосом пятилетнего ребёнка.
Много новых ворот прорубил Борис Степанович в советскую детскую литературу, много новых авторов вошло, входит и долго ещё будет входить в художественную литературу через эти ворота, иногда, быть может, не зная даже, кто для них открыл вход.
Наш уголок вселенной
Говорить детям суконным языком проповеди, это значит вызывать в них скуку и внутреннее отталкивание от самой темы проповеди, — как это утверждается опытом семьи, школы и «детской» литературы дореволюционного времени.
Эта книга — попытка нескольких писателей, художников и учёных рассказать малым детям о жизни вселенной, того её уголка, где живём мы — русские. Между книгой и детьми, ещё не умеющими читать, стоит воспитатель. Он читает детям вслух сказки и рассказы или пересказывает им то, что сам узнал из книги.
Эта книга — в помощь воспитателю.
«Знакомство детей с природой является одним из основных средств всестороннего развития ребёнка, — говорится в „Руководстве для воспитателя детского сада“. — Непременным условием, при котором знакомство детей с природой может быть поставлено на должную высоту, является наличие у самого воспитателя необходимых знаний и интереса к природе».
«Мне кажется, — замечает английский поэт, житель самого большого в Европе города, — мне кажется, что мы слишком много любуемся на природу и слишком мало живём с ней»[23]
.«Конечно, — говорит один из великих певцов нашей русской природы, — не найдётся почти ни одного человека, который был бы совершенно равнодушен к так называемым красотам природы, то есть к прекрасному местоположению, живописному далёкому виду, великолепному восходу или заходу солнца, к светлой месячной ночи; но это ещё не любовь к природе: это любовь к ландшафту, декорациям, к призматическим преломлениям света; это могут любить люди самые чёрствые, сухие, в которых никогда не зарождалось или совсем заглохло поэтическое чувство: зато их любовь этим и оканчивается. Приведите их в таинственную сень и прохладу дремучего леса, на равнину необозримой степи, покрытой тучною высокой травой; поставьте их в тихую жаркую летнюю ночь на берег реки, сверкающей в тишине ночного мрака, или на берег сонного озера, обросшего камышом; окружите их благовонием цветов и трав, прохладным дыханием вод и лесов, неумолкающими голосами ночных птиц и насекомых, всею жизнью творения: для них тут нет красоты природы, они не поймут ничего! Их любовь к природе внешняя, наглядная; они любят картинки, и то не надолго; смотря на них, они уже думают о своих пошлых делишках и спешат домой…»[24]
.Воспитатель, в душе которого не зарождалось или совсем заглохло поэтическое чувство, не может удовлетворить естественной потребности ребёнка к знакомству с окружающей его природой, и живому общению с ней, и познанию её. Равным образом не могут удовлетворить ребёнка: практический работник в природе, если он способен видеть в земле одни только «полезные ископаемые», в вековом лесе — только дрова и брёвна, в тугопёром краснобровом тетереве — только жарево; учёный, способный воспринимать грозу только как разряд атмосферного электричества; поэт, в стихах своих поющий только о соловьях и розах, но в жизни своей не вырастивший ни одной розы и не видавший соловья; учитель — преподаватель естествознания, — для которого всякая малая птица — воробей, учитель, который ни разу не полюбопытствовал рассмотреть этого самого воробья у себя под окном, который «знает» природу только «в пределах своего курса», в пределах чисто книжных и раз навсегда решил, что природа вся уже описана в учебниках и больше в ней делать нечего.
Одним словом, ребёнка не может удовлетворить обыватель, равнодушный ко всему на свете, кроме удовлетворения своих животных нужд, и по-казённому относящийся к служебным обязанностям.