Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

I. В области отношений личных нужно такое просвещение, которое бы давало воспитание личности крестьянина, вызвало бы у него правильное представление о ней, пробудило бы его личное правосознание. Ибо нельзя говорить об унижении личности, прежде чем отсутствует самое представление о ней. Только правильное представление о личности ослабит царящий ныне в деревне произвол, для которого в настоящее время нет другого наказания, кроме розги. Но русскому человеку нужно и русское правосознание, а таковое не может быть без Бога или вдали от Него. Поэтому образование и воспитание народа должно быть исключительной прерогативой церковных школ. Земские же школы нынешнего характера и типа подлежат совершенному упразднению и должны быть заменены школами профессиональными. Они должны готовить опытных сельских пахарей, преследуя прежде всего широкие сельскохозяйственные цели, затем попутно давать деревне столяров, плотников, кузнецов, словом, тех людей, отсутствие которых так сильно сказывается в деревне и причиняет крестьянству столь чувствительный материальный ущерб. Но образованию, а тем меньше воспитанию не должно быть места в земских школах. Туда должны приниматься лишь крестьяне, окончившие курс церковных школ и получившие уже первоначальное образование. Ввиду же того, что земские школы должны быть бесплатными, желательно обязать каждого, получившего профессиональное образование в ней, оставаться в деревне в течение определенного срока для удовлетворения потребностей местного населения. Возражение на недостаток заработков такого лица едва ли основательно, так как каждый крестьянин предпочтет заплатить за колесо или гвоздь дороже на месте, чем ехать за этим в уездный город, отстоящий от деревни иногда на значительное расстояние.

II. В области отношений общественных нужны условия, сделавшие возможным более близкое участие административной и духовной власти села к общественным нуждам последнего в целях более успешного разрешения этих нужд в интересах всего общества.

Представление о характере нравственного закона и его требованиях настолько смутно у крестьян, что делает их совершенно безучастными к нуждам ближнего. И тот же крестьянин, который не задумается сделать крупную жертву для дела, по его мнению, богоугодного, пожертвует, напр., половину своего имущества на Церковь или на поминовение души, тот же крестьянин спокойно пройдет мимо ближнего, и страдание последнего его не тронет. Как ярко выражается здесь одиночество крестьянина, отсутствие у него учителя, который бы научил его, где кончается хорошее и начинается дурное. Предоставленный самому себе, крестьянин по-своему разбирается в понятиях нравственного закона, чутьем доходит до понимания истины, и неудивительно, если ближний еще далеко отстоит от него. При таком своеобычном понимании нравственного закона неудивительно и то неумение входить в положение другого, то упорство и нежелание проявить малейшее участие к нему, которые так сильно поражали меня в первое время. За всё время своей службы я буквально ни разу не видел, чтобы крестьяне уважили просьбу матери, ходатайствующей пред сходом о замене другим лицом опекуна, расточающего имущество сирот, просьбу старосты или десятских, избранных в должность, лишенных возможности, по болезни или семейным обстоятельствам, нести ее и ходатайствующих об отсрочке и пр.

Напротив, замечалось непостижимое упрямство и желание не только отказать в просьбе, но и унизить просителя, посмеяться над ним. Только просьба к земскому начальнику, не боящемуся упреков в давлении на сход, и выручала их. Рюмка водки и здесь, как и во всем прочем, брала перевес над всякими соображениями. Странное дело! Невежество крестьянское – факт общепризнанный. Его не отрицают и те, кто признает крестьян даже ходячими ангелами. И при всем том всякое давление на сход, т. е. всякое стремление не допустить проявления такого невежества в особенно ярких формах, карается законом. Крестьяне, мол, сами должны выражать свою волю, не будучи ничем стеснены. И так и выходит, да иначе и быть не может. Там, где они не стеснены, там гораздо более интересуются кабанами, чем вопросами, обсуждению схода подлежащими; там, где они стеснены, т. е. где присутствует на сходе земский начальник или священник, там крестьяне не проявляют даже инициативы и всецело отдают себя в руки своего руководителя. Но еще вопрос, кто из руководителей схода более вреден ему, худший ли из земских начальников или священников или худший из их же среды. Нет, было бы логичнее озаботиться улучшением состава земских начальников и священников, если нынешний состав вызывает недоверие, чем, в угоду такого недоверия, предоставлять крестьянам ту бесшабашную самостоятельность, которая в своем выражении лишает их всякой свободы, подчиняя всё общество влиянию одного кулака – мироеда.