Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

12) по листу миссионерского общества (не менее 3 р.),

13) на Свято-Владимирский приют,

14) на усиление архиерейского хора,

15) в эмеритальную кассу (10 р.),

16) на канцелярские расходы по той же кассе.

Хотя я и руководствовался сведениями, добытыми на месте, от священников Полтавской епархии, но думаю, что в большей или меньшей степени характер таких обязательных вычетов из жалованья тот же у всех сельских священников. Думаю, что в списке скорее пропущено что-либо, чем прибавлено или преувеличено. Было бы очень желательно, чтобы сами священники исправили его, если туда вкрались неточности.

Ясно, таким образом, что ни доходы от ружной земли, ни, тем более, казенное жалованье не обеспечивают священника, и что доходы, от паствы извлекаемые, – главный источник его существования.

Я не хочу этим сказать, что наши священники живут впроголодь: напротив, многие из них имеют средства вполне достаточные. Но эта форма, этот способ извлечения средств сами по себе так унизительны, что не могут не унизить личности священника, как бы чиста она ни была. Эти приношения натурой, якобы добровольные, а на самом деле обязательные, эта продажа таинств за большую или меньшую цену, церковных треб – всё это так мало вяжется с положением священника как чиновника государства, и так несовместимо с положением его как носителя священного сана, всё это так унижает его и подрывает значение и этих таинств и этих треб, допускающих продажу за деньги.

Здесь корень обвинения духовенства в грабительстве народа.

Мало этого, здесь источник общей деморализации нравов, общей распущенности и не только деревенской, общего безверия народа. Ибо не может быть святым то, что может быть куплено или продано за деньги. Церковь начинает терять свой облик, таинства и требы перестают быть священнодействиями, теряют свою ценность, превращаются в нечто обыкновенное, заурядное, преследующее только политические цели. Священник перестает быть священником, носителем духовного сана, превращается в дореформенного чиновника-взяточника. Роль священника в церковном попечительстве также вызывает недоумение. Церковный староста или председатель церковного попечительства считают себя гораздо более хозяевами церкви, чем священник, на обязанности которого лежит только «править» службы и ничего больше. Да и во всей области священник редко когда хозяин. Положение его настолько зависимое и подчиненное, что лишает его всякой самостоятельности, малейшее проявление которой вызывает жалобы на него высшему начальству со стороны тех, коим священник не угодил чем-либо.

Что касается роли священника в селе, то она так нелепа и чудовищно невероятна, что вызывает искреннее удивление. В то время как невежественный крестьянин, облеченный званием начальника села, староста, властно распоряжается обществом, созывает сходы, обсуждает на этих сходах вопросы общественного значения и интереса, священник, этот единственный интеллигент в селе, не в праве принимать в жизни села никакого участия. Правда, священник не лишен права созывать церковно-приходские сходы, но вопросы, подлежащие обсуждению на этих сходах, настолько тесно связаны с специальными нуждами церкви, что могли быть разрешаемы единичной властью священника, почему право на созыв этих сходов гораздо более говорит о бесправии нашего духовенства, чем о правах его. Руководительство же народом и нравственное воздействие на него с церковной кафедры, один раз в неделю, едва ли достаточно для того, чтобы признать жалобы на священника, на недостаточность такого воздействия основательными.

Обращаясь теперь к вопросу об отношении к священнику нашей интеллигенции, я должен с грустью сознаться, что еще не слышал о священнике ни одного доброго слова ни с чьей стороны. Люди самые благонамеренные, христиане в благороднейшем смысле этого слова не преминут сказать о священнике чего-нибудь такого, о чем можно только подумать, но выговорить затруднительно. О земских же людях и говорить нечего. Совсем недавно еще я имел разговор с одним убежденным земцем, человеком, несомненно, идейным, на опыте своей двенадцатилетней службы доказавшим свою преданность делу, и вот что услышал от него в ответ на свое замечание о желательности предварительно улучшить быт нашего духовенства, а затем уже клеймить его: «Поверьте, чем лучше им будет, тем гаже они станут».

Коротко и ясно.

И что это за загадочные существа такие, которые не подчиняются даже законам эволюционного развития личности, заставляют прохожего трижды плюнуть при встрече с ними, вызывают угнетенное настроение в том, кому они случайно перешли дорогу? Что это за люди такие, одна встреча с которыми рождает опасение всякого рода неудач и вызывает даже у серьезных, образованных людей убеждение в необходимости принятия мер предосторожности при одном приближении их?