Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

В результате резкой политизации таких тем, как цены и зарплаты, в результате постоянных требований политического руководства страны к экономическому об изыскании средств на различные срочные и / или нерациональные цели (как, например, финансирование, в том числе срочное, государств-союзников) бюджетная, ценовая и зарплатные политики в СССР находились в худшем состоянии, чем экономика в целом. Постоянный дисбаланс бюджета, скрытая, но достаточно сильная инфляция, низкие для индустриальной страны зарплаты и абсолютно непрозрачная и «перекошенная» ценовая политика, нередкая нехватка наличных средств для выплат населению, тяжелая зависимость финансовой системы от поступления средств за реализацию алкогольной продукции представляли собой сумму постоянных и серьезных проблем. Требовался набор опытных и квалифицированных чиновников, знающих, «как это работает», и обладающих достаточными полномочиями, чтобы решать эти проблемы по мере возникновения. Необходима была и стабильная работа институтов, чтобы проводить их решения в жизнь. Любые реформы институтов или серьезная перетряска кадров потенциально влекли за собой большие и трудно просчитываемые проблемы, что хорошо понимали люди в руководстве страны по своему прошлому (до 1965 года) опыту.

Вместе с тем неэффективность плановой экономики и серьезные проблемы в финансово-бюджетной и ценовой политике, отсутствие валютных резервов и открытого обмена рубля на иностранные валюты вели к серьезным проблемам в обеспечении продовольствием и товарами широкого потребления. Некоторые товары (например, хлеб и другие изделия из муки, бакалея, транспортные услуги) стоили слишком дешево за счет прямого и косвенного государственного субсидирования. Другие (прежде всего высокотехнологичные товары, такие как автомобили и радиотехника, а также одежда и обувь), наоборот, стоили слишком дорого за счет закладываемой государством высокой маржи на прибыль. Многие советские люди, получавшие низкую зарплату, просто не могли позволить себе их покупку, что сдерживало рост соответствующих сегментов экономики.

Но, главное, слишком дешевые товары, не окупавшие стоимости производства, приобретались населением в количествах, превышавших реальные и рациональные потребности. Отсюда памятные старшему поколению годами лежащие дома без дела «штуки» материи, многолетние запасы соли, спичек и сахара. Это создавало дефицит товаров и исчезновение многих из них из продажи, а также отрицательно действовало на производителей, никак не заинтересованных работать себе в убыток, а потому отказывавшихся под разными предлогами развивать нерентабельное производство.

Другой серьезной проблемой в финансовой сфере, прямо отражавшейся и на потребительском рынке, стало введение все новых социальных льгот во второй половине 1960-х — 1970-х годах, что подрывало общенациональный и местные бюджеты и выбрасывало на потребительский рынок все новые суммы денег, не обеспеченных товарами, или же повышало нагрузку на основных агентов экономической деятельности — предприятия и учреждения.

Почему после десятилетий советской власти в «самом передовом обществе» на планете сложилась подобная ситуация? Советская экономика считалась «передовой», поскольку с официальной точки зрения была плановой, основанной на рациональных, строго научных подходах. Госплан СССР видел себя «штабом экономики», то есть местом, где разрабатывались планы и отдавались команды. Для разработки и обоснования планов существовал не только высокопрофессиональный аппарат Госплана, но и сравнительно большая система связанных с ним научно-исследовательских институтов. А для эффективного контроля над экономикой со стороны Госплана существовал Госснаб, непосредственно концентрировавший и распределявший произведенную продукцию. Однако практики понимали, что эта плановость подвергнута эрозии сразу с нескольких сторон. Если «раздачу слонов» (денег и материальных ресурсов) первыми лицами еще можно было заранее запланировать в форме «резервов», то желание первых лиц (и Политбюро как формата их коллективной диктатуры) проложить «новый курс», полностью или частично противоречащий прежним планам, запланировать было нельзя. А это означало на практике, что планирование в принципе было возможно только до момента вступления в дело больших политиков.

Прежде всего, мешала недостаточная обеспеченность самого пятилетнего плана, то есть недостаточно высокое качество того инструмента, с помощью которого надо не только указать точное движение в будущее, но и организовать само движение,

— писал об этом годы спустя Рэм Белоусов[820].