На этом фоне оставившие свои посты в 76 лет Брежнев, Косыгин, Кириленко и Устинов, в 74 года — Черненко и Байбаков, в 71 год — Гришин и в 70 лет — Андропов не выглядят столь уж специфически советскими политическими старожилами. Рекордсменами среди «засидевшихся» членов Политбюро из этой группы стали Громыко и Суслов (ушли в 79) и Тихонов (ушел в 80), но и те не побили рекордов политического долгожительства для развитых западных стран. Реформаторы Косыгин, Андропов и Владимир Кириллин (ушел в 68 лет с поста зампреда Совета министров) были готовы начинать реформы в любой момент и готовили их на момент ухода в отставку. И, наоборот, «закостенение» Брежнева началось в 1972-м, когда ему было 66.
Для советских людей 70 или тем более 75 лет был уже мафусаилов возраст, до которого среди «простых людей» доживали немногие в связи с низкой продолжительностью жизни в стране (средний возраст на 1980 год для мужчин был 61,8 года, женщин — 73,1 года), мужским алкоголизмом, отвратительной экологией крупных и промышленных городов, низким уровнем здравоохранения и особенно недостаточной заботой о старших возрастных группах[788]
. Однако члены Политбюро и Президиума Совета министров СССР начала 1980-х, как правило, с ранне-среднего возраста (не более 40 лет) принадлежали к высшей номенклатуре. А это значит, что они хорошо питались качественной пищей, обслуживались компетентными врачами, медсестрами и персоналом их резиденций, пили качественный алкоголь, лечились зарубежными медикаментами, много отдыхали в хороших домах отдыха, постоянно проживали в загородных резиденциях в лесу и на свежем воздухе и не знали многих тягот и трудностей «простого человека».Да, многие члены этой группы с возрастом обрастали серьезными болезнями и к 70 годам чувствовали себя неважно, но они располагали обширным аппаратом заместителей возраста «пятьдесят плюс» — «рабочими» секретарями ЦК КПСС и более молодыми членами Политбюро Алиевым (59 на 1982 год), Воротниковым (56), Горбачевым (52), Долгих (58), Романовым (59) и с 1982–1983 годов — Лигачевым (62), Рыжковым (53), Щербицким (63). В Совмине СССР были более молодые зампреды и министры разного возраста, среди которых можно обращать внимание на «засидевшихся» на своих постах с середины 1960-х годов, а можно — на поколение, пришедшее в конце 1970-х — начале 1980-х годов.
Таким образом, ограничения в реформаторстве были явно связаны не с возрастом и состоянием здоровья политического руководства страны, а с его политическими взглядами и политическими возможностями. Последние резко изменились после почти одновременной смерти Брежнева и Суслова в течение 1982 года и обозначения явной недееспособности Кириленко в 1981–1982 годах. «Трио» ключевых секретарей ЦК КПСС и фактических руководителей Политбюро ушло в прошлое, и на их место пришли две новые группы.
Первую образовали Андропов, Громыко и Устинов. Это была следующая по степени влиятельности (после лидирующей тройки) группа в Политбюро. Она объединяла «силовой блок» и людей, прямо имевших дело с заграницей (к ним примыкал и Горбачев). Вторую группу составляли члены личного (не только «днепропетровского») суперклана Брежнева, московские лидеры которого были введены в состав Политбюро только в конце 1970-х годов (Черненко, Тихонов, Алиев, Гришин, Щербицкий, Кунаев, Романов). Это были прежде всего руководители крупных (республиканских и двух столичных) партийных организаций. Но в этой большой группе не было сплоченности, координации и лидера, поэтому Андропов не только смог стать генсеком за счет своего безусловного интеллектуального и морального лидерства (и негласного завещания Брежнева, поставившего его на второй пост в партии после смерти Суслова), но и в первые же недели своего правления переманил на свою сторону Алиева и Романова, назначив их на крупные посты в Москве и лишив региональной поддержки.
Итак, 68-летний, страдающий почечной болезнью уже в тяжелой форме, но вполне трезво мыслящий Юрий Андропов 12 ноября 1982 года становится Генеральным секретарем. Каковы были его замыслы в сфере экономики и насколько они были структурированы и конкретны, комплексны, мы пока точно не знаем, и не факт, что когда-либо достоверно узнаем. Но сейчас мы можем утверждать, что многое из того, что нам известно как «реформы Горбачева», обсуждалось и обдумывалось Андроповым как минимум за 10 лет до их практической реализации. Если верить дневнику Анатолия Черняева, то о намерении Андропова стать следующим генсеком он услышал от его бывшего сотрудника по Отделу соцстран ЦК КПСС Георгия Шахназарова еще 9 марта 1975 года[789]
.Другой бывший сотрудник Андропова по Отделу соцстран в ЦК КПСС, директор Института США и Канады (1967–1995) Георгий Арбатов утверждает, что у Андропова якобы не было подобных намерений до 1982 года. Более того, Андропов отвергал все его предложения расширить свой кругозор в экономических вопросах и отказывался от предложений составить ему группу советников в этих вопросах или порекомендовать литературу[790]
.