Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Помимо аграрной сферы, у руководства СССР оставались большие возможности и по другим крупным сокращениям бюджетных расходов, будь то аппетиты ВПК, военных, машиностроителей или отказ от принятых социальных обязательств, например от бесплатной раздачи сотен тысяч квартир в год, вместо того чтобы попробовать продавать (в том числе в кредит) хотя бы 10–20 % из них. Возможен был и такой вариант стабилизации, как повышение цен на базовые продовольственные товары (пусть не в два с лишним раза, как предлагали финансисты, но хотя бы на треть, на половину), что освободило бы бюджет от значительных, в том числе валютных, обязательств. В конце концов, власть не боялась довольно резко поднимать цены на водку, бензин или на дефицитные товары и довольно массовые услуги.

Разумеется, после того как стало ясно, что дела в экономике пошли плохо, еще более простым, разумным и эффективным решением был бы отказ СССР хотя бы от части старых обязательств в международной сфере и, главное, от участия в новых внешнеполитических авантюрах. Однако поздний СССР до Горбачева регулярно брал на себя заботу о все новых «друзьях», встававших на путь «социалистической ориентации» (Ангола, Афганистан, Гренада, Йемен, Никарагуа, Эфиопия).

Вместо решения всех этих непростых, но конкретных финансово-экономических и бюджетных вопросов (что регулярно предлагал финансовый и макроэкономический блок правящей в СССР диктатуры) ключевой проблемой, над которой билось политическое руководство, была проблема административная. Его очень волновало качество исполнительного аппарата нижнего уровня — директоров заводов, совхозов, научных учреждений, председателей колхозов. Поскольку прямо об этом сказать было сложно, обсуждение проблемы де-факто заменялось дискуссией о формах и методах повышения производительности труда.

Какой объем полномочий должен быть у директоров и председателей в руках, чтобы они смогли повысить производительность, вернуть инвестиции бюджету и одновременно решить социальные проблемы подчиненных? Это, собственно, и была проблема, решаемая в рамках понятия «хозрасчет». Однако оставалось непонятным: как они должны быть скоординированы между собой? Какова должна быть степень их свободы в этом отношении и степень полномочий планирующих и распределяющих органов? И при этом как сделать так, чтобы директора и председатели не превратились в новый класс богатеев, не нуждающихся более в руководящей роли партии, но при этом обеспечили максимальную занятость граждан и по возможности решили часть проблем местных сообществ?

В рамках этой парадигмы у многих, но далеко не всех членов политического руководства возникало два вопроса.

Во-первых, не поможет ли экономическому росту передача регионам бóльших прав в деле организации экономики и, соответственно, не сократить ли вновь, как при Хрущеве, московскую министерскую бюрократию, тем более что для этого были все основания? Московская бюрократия блокировала инициативы, идущие не от своих предприятий, не из недр своей «системы», и было очевидно, что в результате консолидации ресурсов, выделенных из бюджета на определенную отрасль, министерства оказывают сильное и перманентное давление на центральные органы управления, в том числе и за счет делегируемых в них на работу представителей отраслей и «систем».

Второй вопрос состоял в следующем: насколько можно позволить частной инициативе компенсировать недоработки директоров, председателей и плановой экономики в целом и где должны проходить границы допустимого для этой инициативы?

Из правильного ответа на эти вопросы должно было быть извлечено решение для наиболее острой экономической проблемы страны — как накормить постоянно увеличивающееся, богатеющее и желающее все более широкого рациона, современных потребительских товаров и бытовых услуг городское население?

Для поиска путей решения этих проблем в государственном и партийном аппарате еще в первой половине 1970-х годов сложились, а к 1980-м годам укрепились четыре принципиальные позиции.

Сторонники «плановой экономики» (в том числе руководство Отдела плановых и финансовых органов ЦК КПСС) считали, что план и дисциплина являются приоритетом, министерская система важна и нужна, но допускали аккуратное продолжение и развитие «косыгинских реформ» (с опорой на эксперименты и поиск новаторских моделей). В том числе они были готовы обсуждать ограниченное расширение частной (кооперативной) сферы в советской экономике, то есть восстановление ее в формате, похожем на те, что уже существовали в 1920–1950-е годы. Однако основным приоритетом в экономической сфере они считали не реформы как таковые, а сокращение затрат на ВПК, уменьшение масштаба волюнтаризма руководства и лоббизма ведомств при дележке бюджета. Директора должны были получить больше свободы внутреннего управления предприятием, но оставаться в рамках четко построенной и централизованной с управленческой точки зрения плановой системы, а та уже займется перераспределением производимой ими продукции и сохранит баланс бюджета.