«Император Константин на первом вселенском соборе сам участвует в формулировке соборного постановления по догматическому вопросу. Затем по окончании собора распоряжается сослать всех несогласных с его решениями…»
«Император Феодосий не оставался пассивным наблюдателем в церковных делах. Он участвовал в решении их как император. По вступлении своем на престол он приказал арианскому епископу Димофилу или признать учение о Христе как о сыне божием, или оставить место константинопольского епископа. Он потребовал от епископов, придерживавшихся различных религиозных направлений, чтобы они православную исповедовали веру…»
«Собор в Медиолане в 355 году — одна из печальнейших страниц в истории православной церкви. Приверженцы православия потребовали подтверждения установлений первого вселенского собора. Был подготовлен лист для подписей. Валент — сторонник арианства — вырвал этот лист из рук секретаря-дьякона и изорвал его. По ходатайству Валента император Констанций распорядился, чтобы собор был во дворце, и сам за завесой слушал соборные совещания. Здесь епископам предложили для подписи акт, совершенно арианский, уверяя, будто это откровения, данные Констанцию во сне. Православные не уступали. Один из епископов назвал акт богохульным и заявил, что скорее отдаст жизнь, чем подпишет его. Тогда из-за своей завесы вышел император Констанций и заявил: «Что я хочу, то и должно быть законом для церкви!» Он взялся за меч и грозил непокорным смертью и изгнанием. «Или акт, или заключение!» Большинство епископов уступили, несколько человек были сосланы».
В такой обстановке решались важнейшие вопросы православной веры, формулировалось то, что теперь считается несомненной истиной.
«Мы верим, — думал Андрей, — что Христос — сын божий, богочеловек. Но если бы победили другие партии при императорском дворе, то истинным считалось бы совсем другое, арианское учение, отрицавшее божество Христа. Так и во всех остальных вопросах веры. Спорные проблемы решались всегда либо силой, либо простым большинством голосов святых отцов. Но где гарантия, что те несколько отцов, которые своими голосами давали тому или иному мнению перевес, не заблуждались?..»
После ухода из академии Симакова у Андрея по временам мелькала мысль: а не последовать ли его примеру? Религия утрачивала для него свой ореол истинности и непогрешимости. Только по привычке она все еще продолжала жить в его душе, хотя неверие все сильнее пускало свои корни. Но это были догадки, не покоящиеся пока еще на твердом фундаменте знаний и фактов.
Своими раздумьями Андрей не делился ни с кем, даже с Машей. Он боялся сбить ее с того пути, на который сам постепенно убедил ее перейти.
БЛАГОСЛОВЕНИЕ НА БРАК
Дружба с Машей продолжалась. Теперь Андрей не мыслил себе другой подруги жизни, кроме нее. Но стипендии студента академии было явно недостаточно для того, чтобы содержать семью. Кроме того, была угроза, что в больнице у Маши узнают, что она замужем за будущим попом, и ей придется оставить работу.
Опасения эти оказались основательными. Посещения лавры и дружба Маши с Андреем не остались незамеченными на работе. С Машей беседовал секретарь партийной организации больницы. Девушка сказала правду. Тогда секретарь спросил, верит ли она в бога. Маша ответила утвердительно.