Очерки уголовного мира царской России

   - А ну-ка, позовите-ка ко мне Черного Ворона!

   Ко мне ввели мальчика, рыдающего в три ручья.

   - Ты и есть Черный Ворон?

   Мальчик, не отвечая, продолжал реветь.

   - Ах ты паршивец этакий! Вот прикажу сейчас разложить тебя Да как всыплю тебе полсотни горячих, так ты у меня забудешь как людей запугивать письмами!

   Выбранив его хорошенько, я вызвал к себе его родителей. Он оказался сыном довольно зажиточного и тоже замоскворецкого лавочника.

   Перепуганные родители явились в полицию и, услыхав о проделке сына так и ахнули:

   - Ах он паскудник! Ах он разбойник эдакий! Да ведь теперь сраму от него не оберешься! То-то мы стали замечать, что из выручки стали деньги пропадать. Ну, уж мы ему и зададим! Т. е. так взлупим, что всю жизнь будет помнить!

   Счастливый и сияющий, Артамонов явился благодарить за чудесное спасение, но, узнав, в чем было дело, сначала обозлился:

   - Ишь щенок паршивый! И подумать только, сколько кровушки он мне перепортил!

   Но, быстро успокоясь, назидательно промолвил:

   - А всему причиной - книги! Я и то, г. начальник, моей Насте говорю: не суши ты зря мозгов! Коль родилась дурой, так дурой и помрешь, умней не станешь. Да с ней разве сладишь?

   Начитается этих самых... как их?... романов, а там, того и гляди, сбежит из дому с нашим старшим приказчиком - Савельевым!

Сашка Семинарист

   Тяжелые месяцы выпали на мою долю в 1913 году!

   Москва была терроризирована серией вооруженных грабежей, сопровождавшихся убийствами. Грабежи эти следовали один за другим, с промежутками в неделю-две и носили несомненные общие признаки: жертвы обирались дочиста (часто до белья включительно), убивались всегда каким-нибудь колющим оружием. Из этого цикла убийств мне особенно врезались в память, по дальнейшему ходу дела, следующие.

   Убийство флиртующей пары, направлявшейся на Воробьевы горы в ресторан Крынкина. Убиты и ограблены были не только седоки, но и извозчик, на котором они ехали.

   Убийство за Драгомиловской заставой богатого коммерсанта Белостоцкого и тяжкое ранение ехавшего с ним родственника и зверское убийство под Москвой, в селе Богородском двух старух.

   Картина этого последнего убийства была особенно кошмарна. Жертвы жили в Богородском, в старом церковном домике. Одна из них была вдовой местного священника. Вместе с ней проживала ее сестра старушка. Обе женщины не только были убиты, но подверглись еще перед смертью утонченнейшей пытке. Вид их трупов леденил кровь: поломанные кости, вырезанные груди, обугленные пятки, - говорили о перенесенных ими чудовищных истязаниях.

   Все в доме было перевернуто вверх дном. Все, что можно было унести, - унесено. Словом, та же картина ограбления дочиста, столь знакомая мне по ряду других происшедших недавно случаев.

   Тут же при доме на дворе валялись трупы двух отравленных собак.

   Я перечислил лишь три случая, но, в общей сложности, на протяжении трех-четырех месяцев произошло больше десяти зло деяний, совершенных, очевидно, одной шайкой.

   После первых двух однородных и нераскрытых случаев я поставил на ноги всю сыскную полицию. Все, что было в ее силах, было сделано. Были опрошены воры и мошенники, зарегистрированные по нашим спискам, были обысканы все обычные места сбыта краденого, десятки агентов проводили дни и ночи во всевозможных кабаках и притонах, особенно охотно посещаемых преступным миром Москвы, в надежде уловить какую-нибудь нить, могущую навести на след.

   Однако все было безрезультатно.

   Не лучше обстояло дело с облавами и засадами.

   В конце концов я пришел к заключению, что здесь орудует шайка не профессионалов, а наоборот, людей, никогда не проходивших через руки сыскной полиции и вообще стоящих вдалеке от обычных преступных элементов Москвы. Подобное умозаключение мало еще подвигало меня вперед, и с каждым новым проявлением активности наглой шайки я сильно нервничал, сознавая необходимость во что бы то ни стало быстро раскрыть и уничтожить народившуюся преступную организацию.

   Но что было делать? Люди мои сбились с ног, я сам измучился в тщетных исканиях ключа к этой головоломной загадке.

   И вот уже, медленно крадучись, стало заползать в душу сомнение в своих силах, стала меркнуть вера в себя.

   Но, отогнав прочь эту временную слабость, я продолжал напряженно работать.

   Наконец, через полтора месяца после разбойного нападения за Драгомиловской заставой, один из коммерсантов, тяжко раненный грабителями, настолько оправился, что, с разрешения врача, я посетил его и произвел допрос.

   Он уцелел каким-то чудом. Рана, нанесенная ему в шею у ключицы, оказалась весьма глубокой, и лишь благодаря счастливой случайности сонная артерия не была задета.

   - Расскажите мне, пожалуйста, возможно подробнее о нападении, жертвой которого вы стали, - обратился я к раненому.

   - Извольте, хотя в сущности я вряд ли смогу быть вам полезным, так как видел и знаю немного.

   - Рассказывайте, пожалуйста, все, что вы помните.

   - Ехал я с моим покойным родственником вдвоем, в его кабриолете.