Очерки уголовного мира царской России

   Между тем жизнь продолжала течь своим порядком, выбрасывая на поверхность всю муть и накипь, столь присущие большим городам с их миллионным разношерстным населением. Передо мной продолжали проходить и мелкие воришки, и дерзкие хищники, и жалкие жулики, и наглые аферисты. В этой скорбной веренице промелькнул между прочими преступниками некий "доктор" Федотов.

   Этот "доктор" оказался бывшим ротным фельдшером, присвоившим себе самозванно звание доктора медицины и занимавшимся запрещенными законом абортами. При аресте он принес повинную и пожелал почему-то меня видеть. Я его вызвал к себе.

   - Что скажете, Федотов?

   - Да я, господин начальник, хотел вас попросить: не откажите, пожалуйста, если можете, облегчить мою дальнейшую тяжелую участь, а я вам сообщу кое-какие сведения.

   - Хорошо, Федотов, я прикажу своему агенту указать на ваше полное и чистосердечное признание. Большего я сделать не могу.

   - Уж вы, пожалуйста, постарайтесь!

   - Хорошо, что могу, - то сделаю. Что же вы хотели сообщить мне?

   - Я, видите ли, незадолго до ареста прочел в газете ваше обращение к врачам.

   - Ну?

   - Так вот... Месяца два тому назад ко мне обращался человек, отвечающий данным вами приметам. У него пальцы были поранены и запущены до того, что начиналась гангрена. Спасти их было нельзя, и я ему их отнял, все пять.

   - Где же он живет?

   - Этого не знаю.

   - Как его фамилия?

   - Мне он назвался Французовым. Говорил, что руку поранил на пивоваренном заводе, где будто бы работал.

   - Как вы сказали, "на пивоваренном."?

   - Да, на пивоваренном.

   Мне тотчас же вспомнилась фраза:

   "Эх ты, пиво! И садануть-то как следует не сумел!..."

   А ведь за Драгомиловской-то заставой, как раз недалеко от места убийства Белостоцкого, имеется большой пивоваренный завод Очевидно, теперь можно будет сдвинуться с мертвой точки и направить розыск по верному следу.

   - Почему же, прочитав мое обращение, вы не сделали тогда же заявления? - спросил я Федотова.

   Он конфузливо улыбнулся и промолвил:

   - Ведь вы, господин начальник, обращались к докторам. А какой же я доктор?

   - Не можете ли еще чего сообщить по этому поводу?

   - Да, кажется, сказал все, что знал. Разве еще то, что, в уплату за мой труд, он дал мне купон.

   - Сейчас же, с двумя надзирателями, сходите домой и принесите этот купон.

   По проверке купон оказался с тысячерублевой ренты, принадлежавшей богородской попадье. Этим фактом еще раз подтверждалось участие одних и тех же преступников в ограблении Белостоцкого и старух в Богородском. Итак, я был на верном пути.

   По данным московского адресного стола, Французовых числилось человек 20, но все они оказались почтенными людьми, не внушавшими подозрения. Не более успешные сведения получились мною и из провинции.

   Отправясь лично на пивоваренный завод, за Драгомиловскую заставу, я справился в конторе у заведующего личным составом о рабочем Французове. Порывшись в списках, заведующий заявил, что рабочего Французова у них нет и не было. Тут же вертевшийся, весьма шустрый, конторский мальчишка, слышавший наш разговор, вдруг выпалил:

   - А вот на браге у нас работал Колька Француз.

   - Что, это его фамилия? - спросил я.

   - Нет, - ответил мальчик, - фамилия ему Фортунатов, а это его прозвали французом.

   - Почему же его так прозвали?

   - Да потому, что у него была французская болезнь.

   Я справился у заведующего об Николае Фортунатове и узнал, что последний взял расчет около трех месяцев тому назад и с тех пор на заводе не показывался. Из опроса рабочих выяснилось, что он уехал в деревню.

   В конторе же я узнал, что Фортунатов родом Из деревни Московского уезда.

   В тот же день я с агентами выехал туда. Фортунатова мы там не застали.

   Родители его давно не видали и будто бы не знали Даже его адреса.

   Однако при обыске, произведенном у них в избе, мы нашли элегантное шелковое платье, отделанное дорогим кружевом.

   На мой вопрос, откуда оно, старуха принялась рассказывать неправдоподобную историю о какой-то московской барыне, ей якобы его подарившей за долголетнюю и добросовестную доставку молока, сливок, сметаны и прочих молочных продуктов. Старуха путалась, сбивалась и, наконец, созналась, что платье это подарил ей сын, Колька. Я нашел нужным арестовать родителей Фортунатова и, привезя их в Москву, задержал при сыскной полиции.

   По наведенным справкам быстро выяснилось, что платье это принадлежало той даме, что была зарезана вместе со своим спутником и с извозчиком по дороге на Воробьевы горы.

   Колькины родители оказались хитрыми и осторожными мужиками.

   Целых две недели добивался я у них адреса Фортунатова, но они упорно отговаривались незнанием.

   Наконец, я решил прибегнуть к "подсадке".

   Я приказал перевести Колькиных родителей в полицейский дом при Сретенском участке, сделав вид, что отказываюсь добиться от них правды и предоставляю суду разобраться в их деле. Дня за три до их перевода я направил в Сретенский полицейский дом своею агентшу под видом воровки. Об агентше знал лишь смотритель дома, которому мною были даны строгие инструкции не делать никаких послаблений в режиме моей служащей.