Очертание тьмы

– Спину у него схватывало, – наморщил лоб Буил. – Ну так я привел к нему лекаря одного. Так он один не оставался… Трое нас было. Бросили одеяло на пол. Уложили Даира. Лекарь намял ему спину. Да, пропел что-то. Ну так спина-то и прошла!

– Что за лекарь? – спросил Юайс.

– Так у Транка остановился, – пожал плечами Буил. – Как его… Толстяк… Из Тэра. Бляха еще у него здоровенная и острая. Корп!

– Ну вот, – пробормотал Юайс. – Все начинает сходиться. Корп… Единственный лекарь. Ходит по всему городу. Буил, во-первых, отправляй стражу к Транку. Только разговоров не заводи с этим Корпом. Единственный способ его взять, не убив, – ударить сзади по голове. Не мне тебя учить, но если что – лучше убить. Для очистки совести советую заглянуть в любой из домов, где этот лекарь старался в Граброке. Заглянуть да поднять или войлок, или ковер, или сдвинуть топчан… Увидишь похожее, вопросов не останется, думаю. Ну а потом… Потом весь город придется перевернуть. Эту погань надо вычищать.

– Как вычищать? – скривился Буил.

– Кто тут собрался вычищать? – раздался за спиной Буила знакомый голос, и, ведомый под руку Глумой, в домик Даира вошел, пошатываясь, Крафти. Под мышкой у него была зажата лопата. Увидев Юайса, старик прижал ладонь с сердцу, затем поклонился Буилу, улыбнулся Гаоте, скривился Калафу, замер, разглядывая рисунок.

– Задержались, – вздохнула Глума. – Единственному колдуну в Граброке потребовались перчатки, прошитые серебряной ниткой.

– К сожалению, в Граброке он не единственный, – заметил Юайс.

– Это точно, – поморщился Крафти, натягивая на руки явно женские перчатки. – А ты как хотела, красавица? Или думаешь – я свою жизнь на медный грош обменяю? Чую, что таких цветков расцвело в Граброке за сотню…

– Что ж ты их раньше не разглядел? – сплюнул Буил.

– Ты не плюйся, – посоветовал стражнику Крафти. – Лучше готовь палец. Мне капля крови будет нужна. На каждый цветок по капле. Твой город, если ты еще не понял, весь в крови вымазан, Буил. Тут и самый зоркий может обмануться. А уж старик-то… Ладно. Жаровня еще нужна, горящая. Можно старую, потом все одно выбросить придется. И вот… – старик неожиданно ловко сшиб с рукояти лопату, – вот таких деревяшек на каждый цветок по одной. Причем не с плетня какого-нибудь, а из рук. Чтобы захватана была. Грабли, мотыга, лопата, коса – все одно. Главное, чтобы захватана и не смоляного дерева. Не хвойная, значит. Ясно? Калаф, чего застыл-то? Вот жаровня, быстро разжигай пламя!

– Делать-то что будешь? – прошептал Буил, доставая из‑за пояса нож. – Давай уж, а то пора мне. Будут тебе и лопаты, и все остальное…

– Делать… – проворчал Крафти, рассматривая собственные руки в сверкающих перчатках. – Считать буду. Если бургомистр мне ничего не заплатит, плакать не стану. А вот если бросит за каждый такой цветок по серебряному, то прослежусь.

– Буду кланяться за тебя, Крафти, – пообещал Буил, рассекая кожу на ладони.

– Запоминай, парень, – покосился на Юайса Крафти. – Надеюсь, правда, не пригодится тебе это…

Колдун поймал на конец деревяшки каплю крови Буила, тяжело опустился на колени и, выставив вперед подрагивающие руки, провел палкой в двух ладонях над рисунком. Гаота замерла. Лепестки рисунка, которые колыхались, как паутина на слабом ветру, замерли, а потом медленно потянулись за деревяшкой.

– Вот и славно, – закашлялся Крафти. – Калаф, поторопись с огнем! А теперь так…

Он медленно опустил деревяшку на пол в ладони от рисунка и начал придвигать ее. Вот одно острие коснулось палки, впилось в кровавое пятно, второе, третье, и в то же мгновение Крафти выдохнул, прошептал какое-то заклинание и начал вращать палку. И рисунок стал распускаться. Он словно наматывался на отшлифованную тысячами прикосновений рукоять. Наматывался и как будто полнил ее, оживлял, поил ядом. В миг, когда рисунок полностью оказался в дереве, рукоять уже извивалась, как отходящая от зимней спячки змея.

– Калаф!.. – прохрипел Крафти. – Помогите мне!

Юайс шагнул к старику, подхватил его под мышки, поставил на ноги. Взмокший Калаф громыхнул жаровней, на которой истлевали какие-то храмовые свитки. А старик снова выкрикнул непонятные слова и опустил в пламя то, во что обратилась палка. Огненные кольца вспухли, изогнулись и опали.

– Все, – торжественно прошептал Крафти. – Здесь все. Куда дальше?

– Стража! – закричал Буил, вышибая ногой дверь. – Все дозоры ко мне!

– Зачем ему серебряные перчатки? – спросила Гаота, когда она, Юайс и Глума вновь оказались во дворе Храма. Вечерело. Солнце уже садилось, но на площади, которая была видна через арку, горели факелы, и маляры продолжали готовить забавы к празднику.

– Колдовство это вроде яда, – заметил Юайс. – Надо иметь хоть какую-то защиту.

– Но ведь она… зыбка? – удивилась Гаота.

– Это да, – согласился Юайс. – Толку от нее немного. Но порой и крохотная толика оказывается нужна. Не пробовала хватать горячий котелок с костра голой рукой? Нет? Тряпицей прихватываешь? А ведь тоже защита-то зыбкая. Еще что заметила?