Очертание тьмы

– Сейчас скажу, – сдвинула она брови, сунула три леденца за пояс, развернула оголовок четвертого и тут же облизала его розовым языком. – Значит, так, – на свободной руке начали загибаться пальцы, – в самом трактире – дед, он на кухне, потому что маме Тине нездоровится с утра, когда приходил какой-то страшный человек. Дядя Транк спит у себя, он в обед приложился к кувшинчику с пойлом, так что от него толку маловато. Он вообще говорит, что лучше всего было бы напиться и пить не переставая еще с недельку, пока все не закончится. Я, Кач и Брог здесь… Амадан побежал гладить осла. Егерей нету. Усатого травника нету. Палача Дойтена – нету. Судьи Клокса еще нету. Но вы трое, монашка и зеленый старик здесь. Но они тоже больные. На монашке лица не было, она руками по ограде перебирала, когда заходила в трактир. За час до вас вернулась. А зеленого старика… или не старика, не знаю уж, как с утра вместе с мамой Тиной приложило, так и всё. Он только в полдень до своей комнаты добрался. Но Кач бегал к нему. Спит. С утра еще Амадан до полудня хныкал, всех зацепило. А лекарь куда-то пропал. Брог вот только что принес поднос от него. Ничего не доел, как будто спешил куда. А как из трактира ушел, никто не видел. Всё?

– Покажи его комнату, – отпустил девчонку Юайс и с тревогой посмотрел на Глуму и Гаоту. – Пошли.

– Я знаю, где его комната, – сказала Глума. – Она через одну от моей.

– Там незаперто, – пожала плечами Иска. – И вещей никаких нет. Как будто он и не жил там.

Они стояли перед тяжелой дверью уже через минуту. Юайс дал знак Глуме отойти, а Гаоте – спрятаться за его спину, вытянул из ножен меч и начертил что-то на двери. Заключенный в окружность косой крест вспыхнул бледным пламенем и ушел в полотно двери.

– Почему ты не преподаешь колдовство? – восхитилась Гаота.

– Потому что я не колдун, – ответил Юайс и потянул на себя дверь.

Небольшая комнатушка была пуста. На столе чуть коптила лампа. Тюфяк на лежаке был свернут. Платяной шкаф с распахнутыми дверцами тоже зиял пустотой. В жестяном тазу подрагивала вода. В окно заглядывал месяц.

– Вот, – показал на едва заметные светящиеся полосы и пятна на полу Юайс.

– Что это? – не поняла Гаота.

– Следы, – ответила Глума. – Так… Это сапоги стражников. Это следы мальчишки, который забирал еду. А это…

– Он был здесь, – глухо произнес Юайс. – Стоял в углу за столом. Если и колдовал, то на самого себя. Но его никто не увидел. Возможно, он был еще во дворе, когда мы спешивались с лошадей.

– Что это за колдовство? – спросила Гаота.

– Я не колдун, – повторил Юайс и добавил, направляясь к выходу из комнаты: – Но, похоже, мне придется им стать.

Они только собрались вновь сесть за стол, как дверь открылась и в трактир ввалился мокрый и уставший Дойтен. Он увидел Юайса, Глуму, Гаоту, с облегчением выдохнул, тут же скривился, словно от боли, и вымолвил:

– Клокс убит. Мы с Басом принесли его. Он во дворе. Выловили в реке. У него вырвана глотка. И надрезана рука. Он – седьмой.

– Восьмой, – побледнел Юайс. – Глума. Давай сигнал егерям. Нечего больше караулить. Сегодня зверя не будет.

Глума кивнула, вытащила из‑за пояса короткую трубку и вышла из трактира. Через несколько секунд с улицы донеслось низкое, но громкое уханье ночной птицы.

Глава 20

Тьюв

– Кем она была? – спросил Дойтен, когда они вместе с Басом вновь закрыли гроб, опустили его в могилу, засыпали ее, заровняли и водрузили на место камень с колесом.

– Имни, – проговорил Бас, внимательно рассматривая стрелу.

– Оборотнем? – не понял Дойтен. – И во что же она обернулась? В волка или орла? Или не могла выбрать между одним и другим?

– Имни – не обязательно оборотень, – заметил Бас. – Точно так же, как и не обязательно человек. Даже на время. Мало того, я почти все знаю об имни, но говоря «почти», имею в виду, что не знаю всего.

– Я слышал кое-что об имни, – кивнул Дойтен. – Можешь мне не верить, но я даже сиживал в книгохранилище Тимпала. Конечно, я не защитник, но усмиритель тоже не должен быть тупоголовым стрелком или громилой. Имни были созданы Дайредом. Дайред – обезумевший бог мира, который был с нашим миром, с Тэламом, словно сросшийся близнец. Его уже нет, но дети Дайреда, ведь это он создал имни, здесь. Проникли и осели.

– Ты так думаешь? – удивился Бас.

– Как я могу думать, если я пересказываю то, что прочитал? – не понял Дойтен. – Я могу только верить или не верить. Или сомневаться в том, что узнал из свитков. Я не настолько начитан, чтобы отличать вранье от правды с одного взгляда. Мне всегда казалось приятнее посидеть с кубком пива или вина, чем над каким-нибудь свитком, тем более написанным на староарданском, а то и еще на каком языке. Но то, что не только имни пришли в Талэм, но и мои предки, я знаю.

– Однако твои предки не были созданы Дайредом? – спросил Бас.

– С чего бы это? – не понял Дойтен. – Они же были просто людьми! Их создал творец. Так говорят, во всяком случае.

– Вот! – вздохнул Бас. – Просто людьми. Думаешь, просто имни не бывает?

Дойтен покосился на могилу, скорчил гримасу.