Читаем Очертания последнего берега. Стихи полностью

Дорога под гору вела —

Большие ящерицы рядом

Своим отсутствующим взглядом

Просвечивали нам тела.

Жила под нашей мертвой кожей

Сеть нервов, как клубок корней.

Я вверился судьбе своей,

В Благую Весть я верил тоже.

И в размышленье одиноком

Терял спасительную нить.

Так суждено ль в бессмертье быть

И мне монархом или богом?

<p>“Спокойно ждали мы, одни на белой трассе…”<a l:href="#n_77" type="note">[77]</a></p>

Спокойно ждали мы, одни на белой трассе;

Малиец прихватил в дорогу скудный скарб,

За счастьем ехал он, подальше от песка

Пустынь. А я вдруг счел, что мой реванш напрасен.

От облаков и их бесстрастья

Лишь одиночество и думы.

Теряем возраст в одночасье

И набираем высоту мы.

Когда исчезнет плен тактильных ощущений,

Мы будем сведены к самим себе, друг мой.

К пределу мы пойдем. И тяжкий страх немой

Недвижностью скует и руки, и колени.

А море плоское. И тает

Навек желанье жить любое.

Вдали от солнца и от тайн

Я устремляюсь за тобою.

<p>Смысл борьбы</p><p>I</p><p>“День ширится, растет, на город пав лавиной…”<a l:href="#n_78" type="note">[78]</a></p>

День ширится, растет, на город пав лавиной,

Мы пережили ночь, но легче нам не стало.

Я слышу шорох шин и шум неуловимый

Общественной возни. И мне здесь быть пристало.

День состоится все ж. С безумной быстротою

Границы обведет воздушное лекало:

Тут бытие, там боль – твердеющей чертою.

Но плоть, однако, плоть, как банный лист, пристала.

Мы пережили страх, желанья, цепь ошибок,

Но детская мечта светить нам перестала.

И мало что стоит за широтой улыбок —

Мы пленники своей прозрачности усталой.

<p>“Те дни, когда гнетет нас плоть, пугая бездной…”<a l:href="#n_79" type="note">[79]</a></p>

Те дни, когда гнетет нас плоть, пугая бездной,

Когда весь мир застыл, как тот цементный блок,

Дни без любви, без мук, где страсти – под замок,

Почти божественны, настолько бесполезны.

На пастбищах глухих, среди лесных полян,

И в городских домах, и под огнем рекламы —

Везде мы познаем суть истины упрямой:

Мир существует, он нам в ощущеньях дан.

У особей людских есть внутренности, члены,

Единство же частей недолговечно тут,

И люди взаперти в своих ячейках ждут

Немой команды “взлет”, чтоб вырваться из плена.

Их сторож в сумерках предпочитает жить,

И у него с собой есть все ключи на случай.

Вмиг пепел пленников рассеется летучий,

И хватит двух минут, чтоб камеру помыть.

<p>Вечер<a l:href="#n_80" type="note">[80]</a></p>

Что ни начни – тупик. Буксуешь то и дело.

Вернуться хочется обратно с полпути,

Лежать не двигаясь, лишь в боль свою вползти —

Так о себе теперь напоминает тело.

Снаружи – день, теплынь, все небо ярко-сине,

И юность крутится, словить свой шанс должна.

На праздники ее всегда зовет весна,

А ты не приглашен. Вокруг тебя – пустыня.

Плоть одинокая – мучительное бремя;

Земная жизнь свое исчерпывает время.

Стучит с отчаянной натугой твой мотор,

Но не справляется с густой тяжелой кровью,

Как занимаются, ты позабыл, любовью.

И ночь обрушилась, как смертный приговор.

<p>Безработный<a l:href="#n_81" type="note">[81]</a></p>

Бреду по улицам, от лиц в глазах пестро,

Но город на меня глядит как на чужого.

Осточертело мне воздушное метро;

За много дней ни с кем я не сказал ни слова.

О, эти вечера, когда придешь к себе

Из службы занятости. Всё без измененья.

Но, если не живешь, стареешь, как и все.

Чем за жилье платить? Спит лето. Нет решенья.

А там и осень, как гангрена, подползет,

Вот-вот закончится и право на пособье;

Мысль только о деньгах. Она буравит, жжет.

И ты совсем один. Все смотрят исподлобья.

Прозрачною стеной от прочих отделён,

Ты наблюдаешь па беззвучного балета —

У них-то жизнь идет… Зима, второй сезон.

Быть может, и тебя ждет будущее где-то.

<p>“Он бредет через город, возвращаясь в свой дом…”<a l:href="#n_82" type="note">[82]</a></p>

Он бредет через город, возвращаясь в свой дом;

Холодает, и ветер лезет за воротник.

Он от женского тела почти что отвык.

Мимо люди проходят, обдавая теплом.

Он бредет через город, равнодушный мертвец,

Изучает прохожих, как читает роман,

Где интрига скрывает очевидный обман —

Что любого ждет, в сущности, тот же конец.

Вот он код свой набрал, дверь подъезда открыл

И холодные пальцы положил на виски.

Очевидно, спасенья не найти от тоски.

Даже радио слушать – и то нету сил.

Он один в этом мире, как ты или я.

Ночь – бездушных вещей позаброшенный склад,

Под холодной поверхностью прячется ад.

Он бредет через ночь, ищет смысл бытия.

<p>Донорский пункт<a l:href="#n_83" type="note">[83]</a></p>

Я знаю, где мой кабинет,

Я знаю свои права,

И уже не болит голова

От злобы на весь белый свет.

В каморке тесной моей

На службе у мира людей

Сижу за рабочим столом,

Гляжу на ночь за стеклом.

Я больше не верю в богов,

Или – скажем так – не во всех;

Под окном слышен женский смех

Или, может, ангельский зов.

Я сижу за своим столом,

Ну а в городе гаснет свет;

Ночь, жестокая, словно смерть,

Поджидает за каждым углом.

Интенсивная, словно страх,

Ночь живет в больших городах;

В облаках, что клубятся, как пар,

Зарождается новый кошмар,

Он ужасен и красен на вид,

Он как студень кровавый дрожит.

На службе у крови людской

Сижу, сражаясь с тоской.

Обрывки случайных снов,

Недопетая песня без слов —

Зачем это все и к чему?

Бессмысленно отвращенье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза