Читаем Очертания последнего берега. Стихи полностью

Схожие друг с другом и такие разные, наши тела наводнены микроскопическими организмами. Схожие друг с другом и такие разные, эти организмы – причина нашего гниения, источник нашего отчаянья. На самом деле, они, а не мы, являются реальностью в последней инстанции.

<p>“Долгое единение с природой…”<a l:href="#n_95" type="note">[95]</a></p>

Долгое единение с природой не в моей натуре —

Слишком много беспорядка и всяческих зарослей,

шмыгают какие-то существа.

Я люблю цитадели, построенные в лазури,

Мне нужна вечность – или уверенность в ней сперва.

Внимательный осмотр земляного покрова в сосновом бору позволяет выявить глубокую дисгармонию среди образующих его веточек, иголок и сучьев. Эта дисгармония, как показывает наблюдение, порождает целый особый мир, она же определяет судьбу насекомых. Насекомые спариваются, озабоченные выживанием, полностью зависящим от случайностей. Их общественная жизнь представляется ограниченной.

Я так и не смог принять до конца кантаты

Иоганна Себастьяна Баха —

Слишком правильное в них соотношение

звучанья и тишины,

А мне нужен вопль, поток разъедающей магмы,

ощущение натиска и размаха,

Чтобы пробить безмолвие тьмы.

Мое поколение, похоже, открыло заново секрет музыки идеально ритмичной и, следовательно, идеально скучной. От музыки до жизни – один шаг. Не по заказу и не корысти ради, просто служа человечеству, я одну за другой зажигаю упрямо спички поэзии. К счастью, вирус СПИДа не дремлет.

<p>“Поворошим-ка сено тут…”<a l:href="#n_96" type="note">[96]</a></p>

Поворошим-ка сено тут:

Коровы стали слишком нервны.

В автобус, как в загон, войдут —

Тоска и боль в глазах безмерны.

Я уважаю всех коров,

Но от кобылок юных в трансе.

Я стать апачем был готов,

Но я работаю в Дефансе.[97]

Кто видел башню ГАН[98] хоть раз,

Тот знает дней моих теченье,

По форме черепа тотчас

Поймет он все мои мученья.

Я в прерии хотел бы жить

Бескрайней, с легкой дымкой серой,

И эту родину любить

Уж точно мог бы полной мерой.

Кобылки скачут взад-вперед,

С оглядкою, боясь ошибки.

Торгующие – сущий сброд,

Но до ушей у них улыбки.

<p>“Вся напряглась она, меня заметив рядом…”<a l:href="#n_99" type="note">[99]</a></p>

Вся напряглась она, меня заметив рядом,

С иронией сказав: “Как мило, что вы здесь…”

Округлости ее ощупав беглым взглядом,

Я вышел. Стол мой пуст был непривычно. Весь.

Бумаги я на нем бросал в конце недели,

Чтоб в понедельник вновь найти их на местах.

Мне нравилась она. За трепетность и страх,

За порчу тайную, скрывавшуюся в теле.

Она жила вдали от центра, в Шептенвиле.

Ребенок рыженький, видак… И что еще там?

Без шума лишнего и без столичной пыли…

Да, порнофильмы плюс. Но дома, по субботам.

Как секретарь она возилась с почтой срочной,

Старалась исполнять приказы непреложно.

Ей было тридцать пять, и пятьдесят возможно…

Для смерти, думаю, не важен возраст точный.

<p>Полдень<a l:href="#n_100" type="note">[100]</a></p>

Улица Сюркуф блестит, как склянка,

В сетке ливня магазин колбас,

А влюбленная американка

Пишет другу сердца в Арканзас.

Жизнь струится за глотком глоток;

Под зонтами прячась близоруко,

Ищут выход – непростая штука —

Смертные меж паникой и скукой

(Выброшен окурок в водосток).

Жизнь на малой высоте. Безлюдье.

Вялый темп бульдозера в траве.

Кончилась одна из интерлюдий —

Час сидения в пустом кафе.

<p>Убийственное возвращение мини-юбок<a l:href="#n_101" type="note">[101]</a></p>

Девушки в метро, легко ступая,

Порождают стресс и волны хмеля,

Адски соблазнительные в мае.

(Я ушел на службу без портфеля.)

Поискать любви в толпе вокзальной?

Или сексуальных приключений?

Нет, на вещи я смотрю реально,

Только временами столбенею.

Пломбы на вагонах, знаки “стоп”

Вдоль путей (маршрут “Балар – Кретей”).

Тут я попросту упал как сноп.

Был один из лучших майских дней.

Так весны открытье состоялось —

Юбок сногсшибательный балет.

Времени почти не оставалось

(Но я знал: покоя плоти нет).

<p>“Жизнь как вечность с полным пансионом…”<a l:href="#n_102" type="note">[102]</a></p>

Жизнь как вечность с полным пансионом —

Диско-вечеринка, да, точь-в-точь.

С распродажей тел по всем шаблонам

На одну, без рекламаций, ночь.

Чувствую себя заблудшим волком

Я в плену у либеральных благ:

И боюсь дать повод кривотолкам,

И не адаптируюсь никак.

Все ж мечту лелею я подспудно:

Где-то есть и у меня друзья,

Хоть поверить в крепость уз мне трудно,

Да и поздновато, знаю я.

Но, как тот актер без режиссера,

Я скучаю в отпуске давно.

А другие пляшут до упора

И снимают видеокино.

<p>“Установление дистанций…”<a l:href="#n_103" type="note">[103]</a></p>

Установление дистанций —

Лишь повод их преодолеть.

А значит, дискотеки, танцы —

Потеть, сближаться, сожалеть.

Как пригвожден, сижу на стуле —

Личинка жирная жука.

Но женский дух кругом – пачули,

Клубника, резеда слегка.

Я ерзаю, но вижу зорко:

Пощечины судьбы подряд…

Пес, за своей спешащий коркой, —

Я чую женский аромат…

Однако вечер на исходе.

К снотворному прибегнем мы:

Сны будут при любой погоде.

Ночь. Вырываюсь из тюрьмы.

<p>Клубный отель<a l:href="#n_104" type="note">[104]</a></p>

Поэт не может ждать бессмертья поздних масок,

Загарным маслом он намажет сам себя.

Вчерашний день был тих, податлив, полон красок,

Дул легкий бриз морской, чуть пальмы теребя.

И, стоя на земле, парил я выше тучи,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза