Очертания последнего берега. Стихи

Ослепительная круговерть,

Где и думать забудешь про смерть

И о том, что ты снова влип.

Обожженной сетчаткой глаз —

В паутину ярких огней.

Город вскармливает палачей,

Отвращением потчуя нас.

Сам не зная, чего хочу,

Покупаю порножурнал.

В нем жестокий разврат правит бал:

Может, вечером подрочу.

А потом, отбросив журнал,

На матрасе засну, как скот.

Я ребенком по дюнам гулял,

Собирая цветочки, и вот

Где мечты мои, где цветы?

Я ребенком по дюнам гулял,

На песке оставляя следы.

“Заметив, что заря обернулась своей противоположностью…” [117]

Заметив, что заря обернулась своей противоположностью, Аннабель увидела, как тени ее юности колышут портьеры. Ей захотелось окончательно и навсегда распрощаться с любовью. К этому ее подталкивало буквально все: потока воспоминаний, сказала она себе, ей должно теперь быть достаточно. Ее ждала ночь и больные органы. Еще один опыт, еще одна жизнь: не такая приятная, как предыдущая, но зато и не такая долгая. Соседка завела себе пуделя: почему бы и ей не завести? Пудель не способен никого защитить от хулиганов, но он постоянно пребывает в детстве, и это радует глаз. Пудель тоже замечает, что портьеры колышутся, и тихо поскуливает, увидев солнце. Он признаёт свой поводок и ошейник. Как и человек, пудель может заболеть раком. Но он не боится смерти. Оглядевшись вокруг, пудель тявкает и кидается в водоворот.

“Безмятежная, в коме глубокой…” [118]

Безмятежная, в коме глубокой,

Она знала, что шла на существенный риск

(Так порою мы терпим пылающий солнечный диск,

Несмотря на покрывшие кожу бугры волдырей),

Полагая, что мир полон добрых людей,

Но она заблуждалась жестоко.

Она могла бы жить, не ведая горя,

В компании маленьких деток и четвероногих,

Но она предпочла окунуться в людское море:

В девятнадцать лет она была красивее многих.

Ее волосы – тонкие, белые —

Придавали ей сходство с неземным видением,

Чем-то средним между привидением

И Офелией.

Безмятежная, навеки красивая,

Едва колышет дыханием ткань простыней.

Со стороны кажется, что она такая счастливая,

Но кто знает, что снится ей в мире теней?

“Сначала была любовь или намек на любовь…” [119]

Сначала была любовь или намек на любовь,

Были анекдоты, двусмысленности, недоговорки;

Затем был первый поход

В одно тихое заведение,

Где время почти не идет

И все дни как один – нежно-кремовые.

Было забытье, полузабытье и бегство,

Или намек на бегство.

Ты лежал ночами в постели, как в детстве,

И не мог заснуть:

В ночной темноте

Ты часто слышал, как стучат твои зубы

В полной тишине.

Стал бредить уроками танцев,

Чтобы потом,

В жизни другой,

Танцевать под луной,

Всегда под луной,

Всегда с кем-то.

Но все прошло,

Ты уже неживой,

Теперь ты совсем неживой,

И ночь навсегда с тобой —

Засохли твои глаза.

И с тобой навсегда тишина —

У тебя больше нет ушей.

И ты навсегда одинок —

Никогда еще ты не был так одинок.

Ты лежишь, ты дрожишь и задаешься вопросом,

Прислушиваешься к телу и задаешься вопросом:

Что тебя ждет

После?

III [120]

“Величественное игнорирование пейзажа…”

Величественное игнорирование пейзажа.

Куртене – Осер-Нор.

Мы приближаемся к отрогам Морвана. Внутри кабины ощущение абсолютной неподвижности. Беатрис сидит рядом со мной. “Хорошая машина”, – говорит она мне.

Фонари склонились в какой-то странной позе – можно сказать, что они молятся. Как бы там ни было, они начинают излучать слабый желто-оранжевый свет. “Желтая линия в спектре натрия”, – заявляет Беатрис.

Впереди уже маячит Авалон.

“Была ясная погода, я шел по склону холма…”

Была ясная погода, я шел по склону холма, высохшего и желтого.

Сухое и прерывистое дыхание растений в летний зной… которые как будто при смерти. Насекомые трещат, насквозь просверливая угрожающий и неподвижный свод белого неба.

Когда идешь под палящим солнцем, через какое-то время возникает ощущение абсурда, оно растет, навязывает себя, заполняет пространство, оказывается повсюду. Даже если в начале пути вы точно знали направление своего движения (что, к сожалению, бывает крайне редко… обычно речь идет о “простой прогулке”), то вскоре представление о цели исчезает, кажется, что оно испаряется в раскаленном воздухе, который обжигает вас маленькими короткими волнами, по мере того как вы продвигаетесь вперед под безжалостным и неподвижным солнцем при тайном сговоре высохших трав, готовых мгновенно вас ужалить.

В ту минуту, когда липкая жара начинает склеивать ваши нервы, уже слишком поздно. Поздно пытаться, встряхнув головой, отогнать бредовые порождения ослепшего пленного разума, и медленно, очень медленно отвращение бесчисленными кольцами сворачивается в спираль и укрепляет свою позицию в центре трона, трона властей небесных.

“Сверхскоростной поезд “Атлантика” пронизывал ночь…”