Очертя голову

Одни говорили о политике, о санкциях, о Путине, другие о Льве Толстом и Достоевском, третьи об опыте общения с русскими и что с ними лучше не пить, потому что водку там пьют с детства; четвёртые о борще — странном супе с кореньями и капустой, о блинах и чёрной икре, пятые о коммунистах. Лука ещё не успел покинуть площадь, как все эти слова, советы и обрывки зачастую нелепой информации уже смешались в пёструю массу.

И только пожилая синьора Чиэра с грустными глазами и белыми, как облако, завитыми волосами, поведала, что во время войны с немцами мимо её города проходил эшелон с военнопленными.

— Я была тогда ещё девочкой, и мы с сестрой раздавали пленным в окошечко вагона на станции конфеты. И вдруг мужчины в вагоне позвали одного, раненого. Он лежал в глубине. «Гриша, Гриша», — кричали они ему долго, поэтому я и запомнила. Знаешь, Лука, когда он подошёл, я прям обомлела — такие глаза у него были… Как озёра в горах, голубые, глубокие, с грустью, словно небо осенью, и лицо такое доброе, светлое, хоть и видно было, что больно ему.

У Луки по спине пробежали мурашки, будто синьора Чиэра говорила не о пленном из своего детства, а о ком-то из близких Боккачины. Ведь у неё тоже глаза голубые, прозрачные, чистые, с искорками солнца когда смеётся, и с иголочками льда, когда обижена.

— Он не говорил по-итальянски, я по-русски не понимала, — продолжала синьора Чиэра, — но в глазах русского столько всего было! Он мне подарил значок… и просил о чём-то, а я значок потеряла потом. Глупая была, девчонка, но до сих пор лицо этого парня передо мной встаёт, едва о России услышу. И сердце замирает, когда думаю про человека со странным именем Гриша.

У Луки тоже замерло сердце.

— Я понимаю вас, синьора Чиэра.

— Вот хорошо! Я даже выбрала потом учить в университете русский из всех иностранных языков. А теперь ты в Россию едешь… И хочется сказать тебе что-то, чтобы ты разыскал или узнал о том парне, но я же понимаю, что это невозможно, — вздохнула в ответ синьора Чиэра.

— Мне жаль, — ответил Лука, чувствуя, как щемит в груди от той мысли, что в одной Москве и рядом с ней жителей столько, сколько во всей Италии. Однако не найти Боккачину было нельзя. В голове моментально начали прокручиваться версии поиска Софи. Он подумал о её подруге и скривился — так, как Даша отчитала его, да ещё и назвала фашистом, никто его никогда не оскорблял! Хорошо, что есть Маню, и его номер в ВотсАпе…

Но тот оказался не в сети. Зато позвонил дедушка:

— Лука, мальчик мой, ты в Россию едешь? Почему я узнаю обо всём последним?

— Да, дедушка. Прости, не успеваю за языками наших соседок, после них и газеты все закрылись, потому что больше новостей не осталось!

— О да, курицы болтливые! Но ты молодец, Лука, хорошо придумал! Я слышал про девушку, про спор ваш, вся улица слышала. Из-за русской же все помидоры всмятку?

Лука прыснул, а дедушка продолжал, по скорости речи не уступая местным трещоткам:

— Удачи тебе, мальчик мой! Только имей в виду: твоя бабушка уже звонит твоей матери, чтобы тебя отговорить! Эти курицы точно будут ставить тебе палки в колёса, потому что чёрт знает что думают про ту страну и вечно хотят, чтобы ты был милым сладким мальчиком, а не мужчиной! Не поддавайся! Ты — истинный итальянец, и пусть русские тебя узнают! И я вот что тебе скажу: раньше я относился к России плохо, а теперь там нет режима. У людей свобода говорить, ездить, и Президент их из народа, кажется, понимает, что делает, — я в Фейсбуке читал. Но главное, скажи: девушка красивая? — аж причмокнул дед и, наконец, замолк.

— Очень, — выдохнул Лука, вновь представив Боккачину, окончательно превратившуюся в его воображении в ангела с фрески. — Привезу, увидишь!

— О, мамма мия, мой мальчик! Вези её, вези скорее! Не то твой дед умрёт от любопытства! Уезжай, и чтоб глаза мои тебя не видели, пока не вернёшься с красоткой!

Лука хитро прищурился.

— А отбивать не бросишься, а, Фабио?

— Ну что ты говоришь, мой мальчик! — довольно произнёс дедушка, и Лука точно знал, что тот сейчас улыбается и по привычке хлопает себя по бедру ладонью. — Такие вещи говоришь, о, Мадонна! У меня есть твоя бабушка, правда сегодня она мне уже весь мозг проела вместо спагетти! Нарезала, прокрутила и высушила, скоро остатки с мукой через уши высыпятся. Но я рад, что ты понимаешь, что твой дед ещё ого-го!

— Ещё какой ого-го! — рассмеялся Лука.

* * *

Заняться визой удалось не скоро. Звонила мама со страданием в голосе и умоляла не жениться так скоро. Звонила бабушка приблизительно с тем же. И две тёти, и снова Вероника. Телефон разрывался, пока Лука не поставил его на режим полёта и не набрал в тишине сайт российского посольства.

«Город, который вы собираетесь посетить?» — спрашивалось в анкете.

«Москва», — вбил пальцем в телефоне Лука — он точно помнил, что говорила Боккачина.

Затем открыл сайт с погодой и обомлел: в Москве значилось на завтра плюс тринадцать градусов. В Сан-Ремо такая температура держится в декабре…