Очертя голову

Тот важно кивнул, но улыбнулся. И мне было приятно, что ему приятно, как искренне его хвалят. Я поблагодарила, расчувствовавшись. Друзья! Они думали обо мне, искали, решали, пока я тряслась в поезде и осознавала себя вместе с Гюго и пакетиком чая до вечера!

Слёзы стояли где-то близко, в горле. Но не привычные, горькие, а совсем другие, из сердца. Слов не хватало.

— Ну что ж, с приездом, моя хорошая! Теперь домой! — воскликнула Вика, и мы с Михаилом тронулись вслед за ней.

Мимо прошагал, оглядываясь, Лев в джинсах и белой футболке, с сумкой на плече. А я, кажется, глупо улыбалась, чуть не плача от счастья: вот так думаешь, что ты одна на свете, преданная и никому не нужная, но стоит полюбить себя хоть немножко, и мир спешит тебя одарить. Новыми гранями. Настоящим теплом. Любовью.

Мне стало до мурашек хорошо.

А это значит, я всё правильно сделала?

Глава 32

Она обрадуется! Увидит его, удивится, тотчас всё поймёт, и расцветёт ему навстречу!

Лука вёз себя, как подарок, готовый осчастливить собой Софи. Ну, и себя заодно… Тот необыкновенный поцелуй должен быть продолжен. Она ведь наверняка тоже почувствовала тогда рай!

Переполненный мыслями, надеждами и взволнованным предвкушением триумфа, Лука летел впереди самолёта, ловя себя на ощущении завоевателя, готового забрать в свои владения дикие земли в обмен на сундуки перламутровых бус. Вместо бус Лука купил для Боккачины символическую подвеску на изящно переплетённой цепочке — крошечного единорожка, чтобы исполнял желания. Она такая красивая — пусть исполняются! Пусть ей будет хорошо! Итальянец помнил советы о милых презентах для русских девушек и бил себя по рукам, чтобы не приобрести сразу колье с бриллиантами, ведь Софи может подумать, что он решил её купить! И хотя женитьба не входила в его планы, итальянец зачем-то прихватил с собой кольцо бабушки по линии отца, старинное, с огромным сапфиром. Ну так, на всякий случай…

Москва встретила Луку хмурой шапкой туч и двумя суровыми таможенницами в форме. Судя по взглядам, дамы подозревали его в контрабанде наркотиков, предметов искусства и похищении детей. Синьора в кабинке в аэропорту всмотрелась в итальянца так, словно у него на лбу проступала надпись «Мафия». У Луки мелькнула в голове мысль, что наверняка с подобной же «радостью» встречали Наполеона русские крестьяне, волей-не волей замёрзнешь, ещё до выпадения снегов. А всё потому, что тут нет солнца и не хватает любви!

Мгновенно простив синьорам недружелюбность, Лука одарил их лучезарной улыбкой, вложив в неё всю солнечность Сан-Ремо. Но у синьор и уголки рта не шевельнулись, словно улыбаться на посту было категорически запрещено.

А обычно все в ответ улыбаются! Лука даже усомнился: точно ли режим коммунистов отменили или это лишь выдумки медиа. Но, поставив штамп в паспорте без тени улыбки, его не арестовали, и даже обыскивать не стали, хотя, кажется, могли… Полицейские с добродушием советских терминаторов даже не взглянули на итальянца, и можно было выдохнуть с облегчением: жизнь-в-движении-к-любви-и-счастью продолжилась!

Двухэтажный аэроэкспресс, масштабы равнинных просторов за окном скоростного поезда тоже поразили итальянца. И хотя в Милане, а тем более в Риме хватало машин, пробок, проспектов, в Москве всё было абсолютно другим, начиная с сосен и берёз, похожих на выстроившихся рядами военных.

Лука смотрел по сторонам с жадным любопытством, пьянея от мысли, что теперь дышит одним воздухом с Боккачиной. Он с удивительной лёгкостью сориентировался в переходах метро, организованных и понятных, в отличие от парижского, где сами французы ногу сломят. От уникально чистых, масштабных станций и мраморных колонн, которые вроде бы и не были чем-то из ряда вон, дух захватывало. А потом, выбравшись на поверхность, Лука поражённо остановился — нет, изображения в интернете и Гугл-карты совершенно не передавали реальности громадного города!

Здесь, в отличие от камерных городков Лазурного берега можно было мгновенно ощутить себя муравьём перед мостами и дорожными развязками, высоченными, строгими башнями, многополосными проспектами и бесконечными километрами смоченного дождём асфальта. Но, дав себе время, чтобы оглядеться и привыкнуть, Лука остановился и, вдохнув грудью, в которой было всего слишком много, почувствовал себя большим и сильным.

Перед ним, его чемоданом и отлитым из бронзы неизвестно чем знаменитым синьором в сюртуке, расступались люди. Они текли по проспекту, будто потоки, огибая его с разных сторон, шли уверенно, быстро, словно по заранее проложенному маршруту, с которого никак нельзя было сбиться. Целеустремлённость и сосредоточенность была написана на лицах всех вокруг: мужчин в пиджаках, хипстеров с бородой, спортивных парней с приплюснутыми головами и торчащими ушами, словно взятых из голливудских фильмов про русскую «братву», стильных девушек, невнятных женщин, и почти нищих на вид старушек с тележками.