Очевидец

– Я думаю, что это длится уже довольно долго, дольше, чем мы думаем, – продолжает Ивонн и отводит свою каштановую гриву волос, которую растрепал вечерний бриз. – По крайней мере, весь последний год. На него нельзя больше полагаться. Иногда возникает такое чувство, что он мысленно где-то не здесь. Ты сама заметишь, что он говорит о вещах, которые, как иногда кажется, ему приснились. Я просто хочу это тебе сказать, чтоб ты знала. Не верь всему, что ему может показаться. Когда у моей тёти Эльзы начались проявления старческой деменции, это так и проявлялось. Она могла…

– Ты не знаешь, что это там за корабль? Он же не сел на мель? – прерывает её Харриет и показывает на большой белый паром у северного мыса острова Вен. Ей совсем не хочется в сотый раз выслушивать историю про старую тётю, у которой лобно-височная деменция развилась уже в шестидесятилетнем возрасте.

– Нет, что? – Ивонн сбилась с мысли. – О господи, про салат-то я и забыла. Я тоже начинаю всё забывать, – говорит она и смеётся, будто просит её извинить. – Очень хорошо, что ты здесь, Харриет, знай это.

Знакомый запах духов и булочек с корицей достигает ноздрей Харриет, которая стоит в прихожей и ждёт, пока Ивонн гремит посудой в кухне и ищет овощи. В доме Ивонн всегда пахло одинаково, и это пробуждает воспоминания. Харриет и Пол часто бывали у неё ещё детьми, когда Эушену нужно было уехать по делам или работать, и теперь ей показалось, что время здесь тихо стояло на месте, никуда не двигаясь. Зелёные обои с медальонами в прихожей всё те же, как и тёмный комод с фотографиями на нём. На них молодая женщина с двумя маленькими детьми. Харриет думает, что это сестра Ивонн, но не хочет расспрашивать. Также стоит парочка фотографий собственного сына Ивонн Юнаса. Он моложе Пола и Харриет и сейчас учится за границей. Когда они были маленькими, Харриет частенько думала, как классно, должно быть, иметь такую маму, как Ивонн. Хоть она и была матерью-одиночкой, но она не пребывала в вечном стрессе, как Йорун, и она всегда интересовалась Полом и Харриет.

Послышалось шуршание, и Ивонн появилась в прихожей с бумажным пакетом.

– Думаю, я ничего не забыла, – говорит она.

Несколькими часами позже стеариновая свеча уже сгорела наполовину, и Харриет смотрит на пустые тарелки. Ивонн ушла к себе домой. Море чернеет в вечерней темноте за окном гостиной. За бухтой на острове Вен по-прежнему можно различить белый фасад церковной колокольни, а совсем далеко мерцают огни на датском берегу.

– Ты устала, малышка Харри? – спрашивает Эушен и шутливо щипает её за щеку.

– Нет, это я объелась, – отвечает Харриет. На самом деле ей хотелось бы выкурить сигарету после еды, и именно эта мысль крутится в голове. Во время ужина Ивонн поддерживала тлеющий огонёк разговора, рассказывая обо всём, что произошло в Лервикене за последний год. О водных лыжах Линдстрёма, которые всё лето мешали загорающим, о портовом ресторане «Ревень и Краб» и о новой веранде Нюманов, на постройку которой им не должны были давать разрешения. Харриет прилагала героические усилия к тому, чтобы перевести разговор на чету Андерссонов, но безуспешно. Крещендо последовало после того, как Ивонн наклонилась вперёд, выждала всеобщего внимания и только после этого начала свой рассказ о пустом доме, который находился сразу за гостевой гаванью. Заброшенный этот домик был одной из последних рыбачьих лачуг, которые не отремонтировали и не превратили в жильё класса люкс для зажиточных горожан, согласно формулировке Эушена. Хозяин попал в заведение для престарелых, а его дом пустовал и медленно ветшал.

– И представь, теперь там кое-кто поселился, и ты никогда не поверишь кто, – прошептала Ивонн, широко раскрыв глаза. – Тони.

Харриет его помнила. Они с Полом боялись Тони, когда были маленькими, и обходили его десятой дорогой, если он попадался им на пути. Тогда она пугалась, даже если он с ними просто заговаривал.

– Как это? – спросила Харриет.

– Ему негде было жить, и я решила, что не могу ему отказать, пусть снимает, – продолжала Ивонн. Ивонн, которая занималась всем, что касалось гостевой гавани в заливе и домов вокруг, начала с гордостью рассказывать о сдаче в аренду домика, о возникших в связи с этим конфликтах и недовольстве, что именно Тони снял дом. У Харриет не было сил всё это выслушивать, но она всё равно сидела и кивала, пока ужин не закончился и Ивонн не ушла домой.

– Я, пожалуй, пойду прогуляюсь. И может быть, возьму собаку с собой, – говорит Харриет осторожно и встаёт из-за стола. Пёс, который попытался протиснуться в дверь, когда уходила Ивонн, поднимает голову и тихонько скулит. У Харриет совершенно нет настроения брать с собой овчарку, но прогулка с собакой – прекрасное прикрытие, чтобы втайне покурить.

– Очень хорошо. Като всегда надо выгуливать, – отвечает Эушен и почёсывает свой острый подбородок.

Харриет видит контуры его ключиц, выпирающих под пуловером.

– Папа, ты питаешься как следует?

– Что, я? Я ем как обычно, как всегда, – говорит Эушен и исчезает в кухне.