Очевидная метаморфоза. Путь воина

– Просто я ненавижу летать, – пробормотал Дронго. – Я боюсь летать даже на самолетах, а уж на вертолетах мне совсем плохо. Но я не хотел тебе этого говорить.

– Знаешь, что я тебе скажу? Ты меня тоже постоянно удивляешь. Я думала, ты ничего не боишься, а оказывается, ты боишься даже летать. Как же ты летаешь по всему миру?

– Боюсь, но летаю, – признался Дронго. – Я понимаю, что это фобия. Но умные люди должны уметь преодолевать свои фобии.

Через двадцать минут они были в районе Гиндзы. Фумико подъехала к театру Кабуки и остановилась недалеко от знаменитого здания.

– Всегда мечтал здесь побывать, – сказал Дронго. – Этот театр одна из самых больших достопримечательностей вашей страны.

– Мне иногда кажется, что ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, – улыбнулась Фумико, вглядываясь в прохожих. Поблизости была полицейская будка, около нее стояли и разговаривали двое сотрудников полиции в форме.

– Ну, театр Кабуки я знаю, – хмыкнул Дронго. – Мне вообще кажется, что это некий символ Японии. Будучи мягкой женщиной, она все время старается предстать перед нами суровым самураем. Тогда как в театре строгие мужики пытаются играть женские роли. В этой подмене понятий, наверно, заключена некая тайна японцев, которую чужеземцы не могут понять. С одной стороны, восхищение цветением сакуры, ваши знаменитые пятистишия – танка и шестистишия – ездока, культ живой природы, который царит здесь на протяжении тысячелетий. С другой стороны, этот «бусидо», суровый самурайский дух, эта непонятная этика «среднего равновесия», как я ее называю. Когда для вас важнее всего не выделяться из толпы и не потерять своего лица.

– Этика «среднего равновесия», – усмехнулась она, – мне понравилось это выражение. А насчет подмены понятий… В Японии уже был человек, говоривший об этом. Известный Юкио Мисима, который, перед тем как покончить с собой, заявил, что Япония должна поменять свои мягкохарактерные женские традиции на твердохарактерные мужские.

– Насчет Мисимы я очень сомневаюсь, – вдруг сказал Дронго.

– В каком смысле? – она удивленно взглянула на него.

– Мне кажется, что в вашей стране, где слишком много значения придается жесту или поступку, Мисиме уделено неоправданно много внимания. И никто не заметил других, более глубинных мотивов его поступков.

– О самоубийстве Юкио Мисимы написаны тысячи книг, – сказала Фумико. – Неужели ты думаешь сказать что-то новое? Ужасно интересно, что именно ты можешь мне рассказать о Мисиме.

– Просто я считаю, что он покончил с собой не только из-за своих принципов. Дело в том, что в шестьдесят восьмом году Нобелевскую премию по литературе получил Ясунари Кавабата, который сразу стал культовым писателем не только вашей страны, но и всего мира. А Мисима всегда считал его образцом для подражания. И вдруг Кавабата в одном из интервью заявил, что не может признать Мисиму своим литературным продолжателем, у них слишком разные взгляды. Для самолюбивого «самурая», каким был Мисима, это был страшный удар. Вот тогда он и стал рассуждать о мягкохарактерности, решив переплюнуть нобелевского лауреата своим диким поступком. В основе многих человеческих страстей подсознательно лежат неудовлетворенные графоманские начала, человеку кажется, что его талант не ценят по заслугам. И Мисима решил покончить с собой, чтобы превзойти Кавабату. Это моя теория. Возможно, я не слишком хорошо разбираюсь в японской литературе, но поступки людей и причины, побуждающие их к тому или иному шагу, я могу анализировать. Я ведь профессиональный аналитик.

– Хорошо, что ты не литературный критик, – пробормотала она. – В Японии тебя бы разорвали на куски тысячи поклонников Мисимы.

– Да, – согласился Дронго, – но именно потому, что все рассматривали поступок Мисимы либо с точки зрения его самоубийства, либо с точки зрения его взглядов на литературу. А нужно всегда смотреть на человека в развитии, стараясь понять, какие истинные причины побуждают его к тому или иному поступку.

Кто-то постучал в стекло. Они оглянулись. Это был Цубои. Он открыл дверцу и уселся на заднее сиденье. Затем достал сигарету. И, не спрашивая разрешения, закурил.

– Убили Тамакити, – повторил свое сообщение Цубои. Фумико посмотрела на Дронго и перевела ему слова старшего инспектора. Тот кивнул головой.

– Скажи ему, что я видел предполагаемых убийц, – сказал Дронго. – Один из них был в темно-бордовых туфлях с застежками. А второй – высокого роста, коротко острижен, с лицом дебила.

Фумико перевела его слова. Цубои что-то проворчал.

– Он говорит, что такие приметы могут относиться к любому человеку и он не может искать убийцу по описаниям его обуви.

– Это я понимаю. Но если я увижу убийц, я их сразу узнаю. Пусть он лучше выяснит, как они могли оказаться в гараже. Кто им дал пропуск. Пусть проверит двух мужчин, которым выдали в банке пропуск на посещение.

Она перевела его слова. И короткий ответ Цубои.

– В банке не было посторонних. Он проверил всех посетителей. Двое мужчин с такими приметами в банк не приходили, – сообщила Фумико.