Речь рабочих показалась мне довольно странной, я хоть и узнавал кое-какие португальские выражения, но всёже щемящего отечественного мата было куда больше! Особенно преобладал он в деловых рекомендациях Арины Родионовны.
Отойдя от окна, я встал в центре помещения и внимательно осмотрел палату — никаких изменений. Те же уютные шторы в розовый цветочек, бар с коньяком, репродукция Малевича на стене. Выйдя в прихожую, я откатил дверь шкафа, но на этот раз недра его были пусты, только одинокие плечики, мирно покачивающиеся на никелированной штанге. Таким образом, вариантов у меня не было — костюм, выбранный вчера, оставался теперь моим единственным платьем, которое я должен был носить до скончания дней!
Я умылся кое-как, без особого желания почистил зубы пальцем и оделся. Только по завершении всех утренних процедур я совершенно естественно обнаружил на ногах моих сапоги, в них я, вероятнее всего, провёл не только день, но и ночь, не придав этому совершенно никакого значения! Может, и спал крепко поэтому? Сон в сапогах — самый крепкий и здоровый сон на зыбких рубежах реальности и бреда!
Когда я вышел на площадь, к Пищеблоку уже потянулись первые очевидцы. В этот момент я понял, что они вполне заслуживают того, чтобы носить это громкое звание, ведь даже самое
Вспомнился вчерашний общий стол, от которого у меня пропал не только аппетит, но и вообще желание куда-то идти и что-то делать. Но ничего не делать было ещё сложнее и я, стараясь оставаться незамеченным, предпочёл сразу же отправился в офис ЧК. Навстречу мне попались четыре синявки, те, что ещё вчера считали себя наследницами престола и требовали восстановления исторической справедливости. Они передвигались друг за дружкой «паровозиком», идущая впереди, то и дело подначивала сестёр и те были вынуждены реагировать на её призывы по установленному регламенту.
— Раз, два!
Ну-ка строже!
Три-четыре, твёрже шаг!
Если нужно — бьём по роже,
Поступаем только так!
Наш девиз — всегда готов,
Больше каши — меньше ртов!
Замыкающая была на лыжах. На лице её виднелись многочисленные порезы и ссадины, густо замазанные зелёнкой.
На скамейке перед «Бутылкой» сидели Куроедов и Косоротов. Ели. Пока я подходил, съели всё. Поэтому встали налегке. Как по команде.
— Утро красит, товарищ Председатель ЧК, — поприветствовал меня Косоротов.
— Ага, точно, — поддержал приятеля Куроедов. — И всё время, сука, нежным светом!
Я пожал им руки.
— Как там Владимир Ильич?
— А всё, бля, — сказал Куроедов с сожалением, разведя руки. — Нету его больше. — Он вынул изо рта косточку, обсосал её и отшвырнул прочь. — Ну, то есть, он больше не Ленин. А раз не Ленин, то какой он тогда к чёрту Владимир Ильич? Логично же?
— Вот именно, — вступил в разговор Косоротов. — Поэтому был тихо выпущен в степь под покровом ночи. А с ним и фараон. Бывший фараон. Потому что если он разбинтованный, то это уже кто угодно, только не фараон. — Подбородок его часто затрясся, а лицо скривила судорога. — Пустота, товарищ Председатель ЧК. Пустота и разочарование.
Только тут я заметил, что на дверях «Бутылки» висит огромный амбарный замок.
Говорить было не о чём, я и пошёл. Слышу, догоняет кто-то.
Косоротов.
— Товарищ Председатель ЧК, возьмите к себе.
— В смысле? — спрашиваю.
— На работу!
— А как же «Бутылка»?
— Так ведь нету больше «Бутылки». Всё! Закрыли родненькую за ненадобностью. Постановление ЧК — неужто, не слыхали? Да как так то, там же и ваша подпись стоит!
— Моя?
— Именно. На самом видном месте!
Я срочно пообещал поддержку, потому, что ещё минута, и я бы задушил его на фиг! А потом и себя заодно!
Разумеется, подобное обещание я вынужден был дать и Куроедову, настигшему меня минутою позже.
Что-то громко щёлкнуло, потом чихнуло и прокашлялось. Затем из ближайшего радиоприёмника донёсся голос ведущего Семёна Дежнёва. То есть, ведущего, но без фамилии. И без имени. Просто — «Глас Народа». Так он представился.
В качестве музыкальной подложки был использован всё тот же оркестр — скрытый смысл этого приёма я понял сразу. Музыка звучала настолько фальшиво, что текст ведущего, что бы он там ни говорил, воспринимался на её фоне, как «Нагорная проповедь» и вызывал чувство непогрешимого болезненного доверия.
Программа называлась «Без трёпа и базара» и, как вы уже поняли из заголовка, носила чисто новостной характер.
В принципе, я знал, что он скажет. Может, не в тех выражениях, но смысл предстоящих новостей мне был абсолютно ясен. Только теперь, впервые за последние дни, я, наконец, понял, чего хотел от меня Важный Специалист и что моё «Я» в результате непродолжительных мытарств и скитаний вновь обретает своё привычное пристанище.
Но вернёмся к новостям. А те, в свою очередь, вернут нас к завершающим событиям моего невесёлого повествования.