Возглас относился к пылесосу, который никак не хотел влезать на свое место в стенном шкафу. Марина нырнула в недра шкафа, скрывшись там почти целиком. С полминуты из шкафа доносилось неясное бормотание и шурум-бурум — чего-то она там двигала. Потом из шкафа вылетела босоножка. Правая. Затем на свет божий появилась сияющая Марина, торжественно воздевшая над собой левую босоножку под пару первой.
— Так я и знала, что это мамулечка их куда-то задвинула. Все лето искала — а она не признается. Прямо генерал Карбышев! — она подумала и добавила: — А может, просто склероз.
Марина поразительно чувствовала ритм событий. Или темп? Последняя фраза совершенно не укладывалась на всю эту скорость — так она меланхолически замерла посреди прихожей с этой левой босоножкой. Ненадолго, на минуту, не больше — на фразу хватило, и гармония смысла и формы была соблюдена.
Интересно, в какой театральной студии ее этому учили?
Пылесос наконец благополучно разместился в шкафу, Марина скрылась в ванной, стиральная машина смолкла, минут пять до меня доносилось неясное бултыхание, затем стихло и оно. Марина появилась на кухне, заглянула во все кастрюльки и сковородки, безжалостно сдвинула одну из них на подставку, плюхнула на освободившуюся конфорку чайник, набулькала себе в чашку холодной заварки, мне налила чего-то желтого и холодного — «сейчас кофе будет, а пока вот компот, вкусный, правда, правда, из алычи, только, может, кисловат, можно сахару добавить… не надо?.. я тоже мало кладу, люблю, когда кисло, лимоны вообще прямо так ем, мамуленька говорит, я в пять лет от всех спряталась и три кило втихую смолотила, пока они ящик смотрели… а я не помню, жалко, да?» — жестом фокусника раздобыла откуда-то из под шкафа черную керамическую пепельницу, в которой лежала сигаретная пачка — и с облегчением плюхнулась на диванчик, едва не придавив громадного серого котофея.
Говорят, в самом центре тайфуна всегда прекрасная погода — тишь и полный штиль. Наверное, да. В квартире бушевал смерч, самум, ураган, а котище безмятежно дрых, лишь в моменты появления хозяйки на кухне слегка приоткрывал левый глаз — может, пожрать дадут? Убедившись, что надежды пока беспочвенны, возвращался к прерванным сновидениям. Вот у кого терпению учиться!
Марина энергично прикурила и продолжила монолог, свободной рукой почесывая мохнатый кошачий бок:
— Мамулечку мою угораздило ногу сломать. Есть-то ей чего-то надо? Иначе никакой уважающий себя перелом зарастать не будет, правильно? Тем более, ей же не двадцать лет. А от больничной еды нормальный же человек сразу помрет. Или наоборот, от голода. И еще дед бабулю в санаторий отправил, суставы лечить. В местном собесе — или как это теперь называется? — путевка бесплатная нарисовалась. Чудеса, правда? А сам теперь на сухомятке сидит. Матушка в третьей лежит, за мостом, знаете? Дедуля в районе первой набережной живет. А я вот тут. Вертолетик бы мне какой-никакой завалящий, — она прыснула и дернула за ухо сонную животину. Животина, видать, привыкла к такому обращению, ибо не повела даже усом.
Было бы вполне естественно, если бы словесный поток звучал где-нибудь в регистре Буратино: вся логика на месте, только скорость кто-то перепутал. Но голос у Марины был на удивление низкий, звучный и красивый — только очень уж быстрый. Впрочем, нет, слова она произносила с обычной скоростью, только темы менялись уж больно… калейдоскопично. Но связно, ничего не скажешь.
— Хорошо хоть, каникулы сейчас. Иначе только разорваться. Так и мотаюсь между тремя районами. Можно бы и у деда пожить, да этого охламона не бросишь, его тоже кормить да вычесывать надо.
«Охламон» приоткрыл глаз, дернул ухом и недовольно мявкнул.
— И к деду его не возьмешь, дедуля от него чихает. Вам сколько сахару?
Кажется, даже чайник заразился хозяйкиной лихорадкой, потому как вскипел вдвое быстрее, чем положено. Я показала на пальцах, что, мол, одну ложку и вернулась к интересующей меня теме.
— Да вы что! — отмахнулась Марина. — Если бы Динка его убила, она бы так и сказала, ни за что молчать не стала бы.
— А она могла убить?
— Черт ее знает, чужая душа потемки. Вообще-то она жутко добрая. Но нервов он ей помотал от души, это точно. Уж если кого и надо было пристукнуть, так это его, — она попыталась сделать очередной глоток, с удивленным выражением «как? когда это я успела все допить?» заглянула в опустевшую чашку и уставилась на меня. — А может, он сам? Чтобы Динку подставить? А что, с него станется…
— Да нет, вряд ли сам, — усомнилась я. — Чтобы себе в спину нож воткнуть — это акробатом надо быть, человеком без костей.