Очевидность фильма: Аббас Киаростами

Мой выбор был обусловлен двумя причинами: очевидностью силы впечатления, которое фильм на меня произвел, и моим решением взять как можно более современный фильм – мне не хотелось углубляться в историю кино: с одной стороны, я мало с нею знаком, а с другой – слишком часто ретроспективные обзоры кино, как мне кажется, отмечены печатью мечтательной ностальгии (доходящей даже до восприятия кино всего лишь как артефакта прошлого). Две эти причины друг с другом перекликались: очевидность фильма[9] была очевидностью безусловно современного кино – свидетельством тому и его тема (землетрясение, поразившее Иран за несколько месяцев до съемок), и страна происхождения (Иран – новичок на мировой кинематографической авансцене, и это Иран уже после Хомейни, умершего в 1989 году: история картины «И жизнь продолжается» связана с фильмом «Где дом друга?», датируемым 1987 годом[10]), и его жанр, который невозможно определить просто как рассказ, документ или аллегорическую рефлексию.

В более емком, глубоком смысле поражала в этом фильме актуальность упора на настоящее время его сюжета: взгляд впечатляла своим уверенным давлением какая-то особенная сила, не занятая прошлым как таковым, пусть и недавним, но вместе с тем и не совсем вневременная. Это фильм, который упрямо придерживается одной-единственной темы (которую, впрочем, невозможно резюмировать) и при этом нескончаем (не имеет финальной развязки), а главное – настаивает на собственной незавершенности, в результате чего продолжается и за пределами самого себя (так же как он начался прежде своего начала, открываясь колющим, вырезающим взгляд планом сквозь окошко машины у будки оплаты, под шум моторов и радиоприемников, через которые прорезается звонок из Красного полумесяца); и на всем протяжении раскручивается клубок вопросов, одновременно монотонных и полиморфных, повторяющихся и переменчивых: Где они? – Как проехать? – Что вы делаете? – Отчего это землетрясение?..

Фильм властный, суровый (соблазнительный своей суровостью) – не дающий расслабиться своим жестким накатом (движение машины, движение объектива внутри и вне ее: фильм, чей сюжет раскручивается, как пленка), а также императивностью своего наказа. Он будто говорит: глядите, я не позволю вам развеяться, отвлечься, глядите, не ждите сюжетных перипетий и развязки, проявите внимание к каждому образу ради него самого и к тому, как образы выстраиваются друг за другом, спутываются и распутываются…

История вторая

Книга ста фильмов не удалась – по финансовым причинам, как нам было сказано. Для некоторых из уже отправленных текстов поступили другие предложения. Мой был принят Терезой Фокон в журнал Cinémathèque[11]: он вышел под заголовком «Об очевидности». Четыре года спустя Тереза встретилась со мною и познакомила с Ивом Гевартом, издателем из Брюсселя; вместе они предложили мне подумать о том, чтобы развернуть данный текст в книгу. Сперва я согласился было, но вскоре порыв мой угас – мне трудно было придумать, как перейти от рецензии, сосредоточенной на одном конкретном фильме, к чему-то большему, что не вылилось бы в неуклюжую череду таких же частных рецензий. Кроме того, вышли и другие картины Киаростами, которые я не сразу увидел, потому что в то время болел. Среди них были фильмы «Сквозь оливы» и «Вкус вишни», а «Ветер унесёт нас» вот-вот должен был появиться на экране[12]. Я был в растерянности: слишком много материала – каждый фильм требовал особого пояснения – и нет формы или схемы, чтобы его освоить. Конечно, все эти фильмы были связаны близким родством, но от одного к другому наблюдалась некая смена регистра или, может быть, уклона. Возможно, это напоминало крутые повороты дорог среди холмов в фильмах «Где дом друга?», «И жизнь продолжается» и «Вкус вишни», как и в скоро появившемся «Ветер унесёт нас». Это зигзагообразное движение превращалось в своеобразную подпись Киаростами, подтверждавшую идентичность его работ, и в то же время сбивало с толку любого, кто хотел бы охватить его творчество так, чтобы зафиксировать взглядом подвижную перспективу этой идентичности. Затем Франческа Исидори, радиопродюсер, попросила меня дать интервью о Киаростами. Это дало мне возможность остановиться и перевести дух. Я, кажется, понял, что́ нужно попытаться ухватить: не столько какие-нибудь жанр, стиль, личность или кинематографическую оригинальность, сколько определенное утверждение кино – причем в некотором смысле утверждение кино посредством себя самого. Утверждение, которое уводило бы нас как от копания в стилях и кинематографических нюансах, так и от раздумий об истории кино и его будущем, подталкивая к своего рода вступлению – впрочем, заряженному уже целым столетием истории седьмого искусства. Этим я хочу сказать, что кино всегда начинается как бы сызнова, его непрерывность есть его вечное возобновление.