— Тут, — Сажин показал за плечо, одной рукой придерживая мальчика. — За кустами чуть конем не стоптал. Да не в этом дело… — Он чуть наклонился к найденышу и тихо спросил: — Ну-ка, ну-ка… ты кто?
— Ми’ослав, — сказал мальчик. — Я Ми’ослав. Коб’ин[29]. — И удивленно посмотрел вверх-назад: мол, дядя, ты уже про это спрашивал.
Он говорил совершенно ясно, так, как положено говорить трехлетнему ребенку, о котором заботились родители, только с легкой возрастной картавостью.
Вокруг зашумели. Изумленно. Недоверчиво. Почти испуганно. Началась суета, мальчишку сняли с седла, принялись неумело с ним возиться, больше мешая друг другу. Тот не выказывал ни малейшего испуга, что-то попискивал, словно оказался среди хорошо знакомых и привычных людей. Улыбался даже.
— Странно… — Романов задумался, глядя на мальчишку. — Мальчику года три. То есть он родился незадолго до того, как все это началось. Почему он жив? Он не мог выжить — просто умер бы.
— Может быть, его выкормили какие-то звери? — предположил Провоторов. — Как Маугли? Бывали ведь такие случаи…
— Бывали… да… Но он ходит…. Ты смотри, уверенно ходит! И говорит, как положено говорить ребенку в три года.
— Ну так, может, он тут жил с матерью, а она умерла или погибла недавно? — предложил версию Провоторов. — Может, вот сегодня утром? Может, этот кадр тут жил не один, а с женщиной, и это их сын?
— Может… Нет, не может! — резко оговорил себя же Романов. — Ни одна мать, с другой стороны, так не запустит своего ребенка. Нет одежды, грязный — слоями. Нестриженный, по-моему, с рождения… А если бы запустила — опять же, не научила бы ходить и говорить… Не понимаю. Ничего не понимаю в этой истории. Дикая она какая-то… — Он рукой показал, чтобы дали дорогу, присел перед мальчиком (его уже закутали в куртку, рядом сидел на корточках улыбающийся Максим, а Игнат подавал ему стаканчик с чаем из термоса) и спросил ласково: — Мирослав… а где твоя мама?
Мальчик беспечно пожал плечиками. Ответил:
— Не помью.
— А ты знаешь, кто это? — допытывался Романов.
— Ага… — Он сосредоточенно захлюпал чаем.
Максим умоляюще посмотрел на Романова, сказал:
— Ну дайте ему попить… потом спросите… — И встревожился, глаза потемнели: — Мы же его не бросим?!
— Не глупи, конечно, нет, — раздраженно ответил Романов.
Максим чуть сжался, но раздражение было обращено не к нему. Романов поднялся с корточек, отряхнул почти зло колени, хотя на них не вставал.
— А это вообще человек? — сказал кто-то из дружинников. На него стали оглядываться — удивленно, даже возмущенно. — Черт его знает…
— Перекрестить, что ли?!
— Святой водой побрызгать!
— Ерунда…
— Не, погодите, я точно знаю…
— Ну правда — не бросать же!
— Да всяко не бросим, но интересно же! — начался гомон.
Найденыш вертел головой, хлопал глазами, потом, видимо, решил, что все это ерунда, и вернулся к чаю. Булькнул им и смешно чихнул.
Спор прекратился — все начали улыбаться, потом кто-то засмеялся. А Максим сказал малышу:
— Не булькай так. Некрасиво.
Это была вертолетная площадка. Большая, на несколько посадочных кругов. Машин тут не было, но заброшенной площадка не выглядела. От ее дальнего конца уводила в лес хорошо видимая асфальтированная ровная дорога. Тоже чистая, хоть и узкая. Далеко в конце виднелось какое-то здание — расплывчато виднелось.
Дружина вообще проехала бы мимо. Сюда двоих дружинников завела погоня за подстреленным кабаном. Кабан так и ушел — продравшись верхами через кусты, охотники про него забыли от изумления, когда увидели эту площадку.
— База, что ли? — спросил кто-то из порученцев.
Игнат отозвался:
— Да «новый русский» какой-нибудь жил… или живет, может? — Шалаев тревожно посмотрел на Романова: — Николай Федорович… посмотрим?
— Да надо… — Романов соскочил наземь. — Провоторов, Санаев, Снегуров, Бальзин… — Он называл дружинников, потом добавил, обращаясь к порученцам: — Белосельский и Шалаев — за мной. Остальные тут, с конями.
Санаев и Снегуров сразу пошли вперед — слева и справа по сторонам дороги. Остальные держались рядом с Романовым на правой обочине, порученцы — в хвосте слева. По дороге под ветвями-лапами сосен, почти закрывших сверху небо, дул ветерок. Асфальт был уложен хорошо, на нем не было ни единой трещинки. Но не было никакой разметки и ни одного дорожного знака. Видимо, дорога служила только для связи с площадками.
Одноэтажный длинный дом был похож… то ли на школу, то ли на больницу. Выглядел он нежилым, прочные кованые ворота в ограде из частых металлических прутьев — распахнуты. Двор порос травой — неокультуренной, но остатки клумб и кустов — части ландшафтного дизайна — еще виднелись.
— Не жилой это дом, — сказал Санаев (они остановились в тени у конца дороги, там, где она вливалась в асфальтовое кольцо, обегавшее, видимо, весь комплекс). — Смотри сам… — Романов кивнул. Окна все были забраны внешними металлическими ставнями. — Но кто-то тут бывает. — Дружинник показал глазами, и Романов увидел пятно чего-то маслянистого на асфальте у обочины. — Кто-то носил канистры с горючим. Бензин это. И недавно.