Очищение

С собой Романов брал восемьдесят дружинников — в основном конных, пополам взрослых и порученцев — плюс две легких конных запряжки ЗУ-23-2 и четыре ЗПУ-4 — счетверенных 14,5-мм КПВТ. Кони несли запас НЗ питательных брикетов (недавно их начали производить) на две недели, продукты для всадников — тоже НЗ на месяц, большой запас боеприпасов не только к личному оружию, но и к взятым «тяжелым» стволам. Подобный мобильный отряд, по расчетам, мог почти никого не опасаться. Практически все банды сильно задумались бы, прежде чем затевать свару первыми.

И все же Романов жалел, что не может взять с собой ни одного «дракона». Так назывались кустарные МНБП — машины непосредственной боевой поддержки. Во Владивостоке имелось немало 30-мм трехствольных вертолетных пушек, и Муромцеву еще в конце осени пришла в голову мысль: со старого «Т-62» снимали башню и на ее место ставили просторную боевую рубку, в которой устанавливались три таких штуки. Романов однажды видел, как один-единственный «дракон» под командой Русакова за десять секунд полностью уничтожил трехэтажный дом вместе с засевшей в нем бандой из двух десятков рыл. Выживших не было, да и не искал их никто в груде строительного мусора… Круче были только 300-миллиметровые штурмовые орудия «верлиок» (кстати, на той же базе «Т-62»). Именно снаряд такого орудия поставил точку в истории бандитской обороны Дальнегорска, уничтожив вполне профессионально превращенный в крепость дом — на этот раз старинный, могучей, непоколебимой кладки. На месте дома остался котлован, окруженный валом битого кирпича…

Подобные вещи были убедительными аргументами военной мощи РА. Но превращали мобильность отряда в нынешних условиях в ноль, увы. Пришлось опираться на лошадей — впрочем, как уже было сказано, отборных и вдобавок защищенных (словно рыцарские кони прошлых времен) титановыми оголовниками и кевларово-нейлоновыми попонами. В конце концов, ходить в кавалерийские атаки не предполагалось, а коней надо было беречь, и беречь очень, — их имелось всего шестьсот штук, вдобавок почти все — породистые. Недаром Севергин, хоть и был участником похода сам, яростно возражал против конного транспорта, упирая на то, что так в будущем можно остаться вовсе без поголовья. Но оказался в меньшинстве.

И «зушки», и «ЗПУ» вместе с грузовыми передками буксировали конные пары с ездовыми; еще двое ехали на передке, один — на собственно установке. Причем — в отличие от мелкокалиберной пушки «ЗПУ» была готова к стрельбе постоянно.

И «ЗУ», и «ЗПУ» обслуживались порученцами — тридцать человек. Еще десять из них составляли личный конвой Романова и сменные дозоры и разведку. А взрослые дружинники делились на десять ударных групп, в каждой из которых имелись «ПКМ», «РПГ», «СВД» и «обычный карабинер» — в смысле бойца с карабином.

Эти люди, это оружие и семьдесят лошадей и составляли отряд Романова…

Так получилось, что утро отправления он встретил не около Думы, где был объявлен сбор, а на Хвосте, куда явился еще затемно. Майское утро было холодным, но тихим, а солнце обещало хороший ясный день. Правда, последние несколько дней у солнечных восходов наблюдался какой-то странноватый, беспокойно-неприятный свинцово-серый оттенок. Глядя на солнце в такие минуты, Романов старался — чтобы не расслабляться — напоминать себе почаще, что всех ждет впереди. Но, вопреки всем научным прогнозам, думалось: пройдет лето, наступит осень, потом будет зима, обычная зима, а весной, как положено, придет весна… Сознание Романова, весь его жизненный опыт восставали против мыслей о какой-то «зиме на несколько лет». Какая может быть ядерная зима, если зазеленели деревья, если на полях — зеленые всходы?! Если война была уже год назад, и — ну ничего в природе особо не изменилось?!

В этот момент под копытами его рыжего жеребца длинно, хотя и несильно, дернулась земля. Предупреждающе…

Стихийный рынок на северо-западной оконечности Нового Владивостока (так называли большой полусельский поселок на холмах вдали от побережья, который начал строиться еще в прошлом году), так называемом Хвосте, возник почти сразу после падения прежней власти. Одно время тут торговали всем — вещами, едой, детьми, медикаментами, гуманитарной помощью. Но те времена уже минули; слева от въезда на базар стоял легкий навес, увенчанный вывеской: «КРЫША».

Под навесом мирно качались на веревках два десятка высохших и обклеванных птицами трупов с табличками на груди: «Наркоторговец… Спекулянт… Рэкетир… Работорговец…» — исполненными с высокохудожественным вкусом в церковнославянском стиле. Самым старым трупам было с год, а последнее время желающих присоединиться к «крыше» не возникало ни у кого. Прямо возле передних столбов навеса с десяток чумазых мальчишек, вольготно устроившись в весенней теплой пыли, играли в карты — картина в этих местах тоже исчезающая, наверное, «одиночки-забреданцы». Дальше начинались гомонящие торговые ряды — вкривь и вкось, в этом никто порядок не пытался навести.