Очищение армии

Особенно враждебное отношение вызвали у них взгляды Триандафиллова на конницу, которая, по его мнению, не могла больше играть решающей роли при современной технике и возросшей силе огня.

Разбор поэтому предвещал очень острую дискуссию.

То, что затем случилось, было неожиданным и вскрыло всю глубину и остроту противоречий по вопросу о Польской кампании 1920 г., не имевшему, кстати, никакого отношения к книге Триандафиллова.

Разбор происходил в ЦДСА под председательством начальника Политуправления РККА Я. Б. Гамарника. Присутствовали М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, С. М. Буденный, И. П. Уборевич, Р. П. Эйдеман, работники Штаба РККА, преподаватели и слушатели военных академий.

Основной доклад делал начальник кафедры оперативного искусства академии имени М. В. Фрунзе Н. Е. Варфоломеев Он отметил научное и практическое значение труда для развития нашего оперативного искусства. Такую же оценку книге дали другие выступавшие.

Совершенно иного мнения был Буденный. В своем резком выступлении он назвал книгу Триандафиллова вредной, принижающей роль нашей конницы и противоречащей духу Красной Армии Все это выступление, неаргументированное и голословное, вызвало в зале веселое оживление.

После Буденного выступил Тухачевский. Он очень обстоятельно разобрал все основные положения труда о характере современных операций, подчеркнул их прогрессивность и правильность для новых условий перевооружения армии техническими средствами борьбы. Он также сказал, что конница, не оправдавшая себя уже в Первую мировую войну, не сможет в будущей войне играть какую-либо важную роль.

Это вызвало бурю негодования со стороны Буденного, сидевшего в президиуме. Он бросил реплику, что «Тухачевский гробит всю Красную Армию!». На это Тухачевский, обернувшись к Буденному, с вежливой улыбкой сказал: «Ведь вам, Семен Михайлович, и не все объяснить можно!» – что вызвало смех в зале.

Обстановка накалялась и достигла высшего предела, когда выступил Т. Со всей горячностью Т. обрушился на Тухачевского за защиту Триандафиллова, который, по его мнению, пропагандировал идеи технически вооруженных западноевропейских армий и не учитывал нашей отсталости в этой области. «Когда еще у нас будет такая техника!» – возглашал Т., высказывая этим полное непонимание перспектив, которые уже открывала первая пятилетка. Конница, по мнению Т., сохранила все свое значение, доказав это в Гражданскую войну, в частности в Польскую кампанию 1920 г., когда она дошла до Львова. И если бы она не была отозвана оттуда Тухачевским, то выиграла бы операцию (?). И тут, обратившись к Тухачевскому, который тоже сидел в президиуме, и подняв сжатые кулаки, Т. высоким голосом выпалил: «Вас за 1920-й год вешать надо!!»

В зале наступила гробовая тишина. Тухачевский побледнел. Буденный ухмылялся. Гамарник, нервно пощипывая бороду (его обычная привычка), встал и незаметно ушел из президиума.

Был объявлен перерыв, после которого Гамарник, переговоривший по телефону с Ворошиловым и получивший указания, объявил, что так как дискуссия по книге Триандафиллова получила неправильное направление и приняла нежелательный оборот, считается необходимым собрание закрыть и перенести на другой, более отдаленный срок.

(Собрание в будущем так и не состоялось.)

С каким-то тяжелым чувством все стали молча расходиться.

В итоге линия, оправдывавшая действия Юго-Западного фронта, проводилась и в дальнейшем. Поскольку это принимало характер явного искажения исторической правды, обсуждение перипетий Польской кампании 1920 г. в кулуарах академии, среди преподавательского состава не прекращалось.

Тогда Тухачевский решил впервые высказаться прямо. Но он сделал это не в печати и не открыто. Такой путь был для него, видимо, прегражден. При этом он имел в виду не свою личную защиту, а выяснение правды о событиях 1920 г.

В январе 1932 г., будучи заместителем наркома обороны, он подал Сталину докладную записку о неправильном преподавании в академии истории советско-польской войны 1920 г. и искажении ленинских положений по этому вопросу начальником кафедры Меликовым. Докладная записка попала к Ворошилову, который сделал на ней нелестную запись по адресу Меликова.

Казалось бы, после этого вопрос о стратегии в советско-польской войне 1920 г. мог получить правильное толкование. Но результат получился совершенно обратный.

О докладной записке Тухачевского стало известно Меликову, и он написал Сталину, затронув его болезненное самолюбие указанием на то, что постановка вопроса о кампании 1920 г. в духе Тухачевского касается престижа Юго-Западного фронта, а значит, и его, Сталина, как члена РВС фронта.

И вот внезапно в начале 1932 г. в академии была назначена дискуссия о Польской кампании 1920 г. Для большинства это было совершенно неожиданно; чувствовалось, что дискуссия проводится по указанию сверху. По заданному тону было очевидно, что задача заключается в том, чтобы скомпрометировать Тухачевского и окончательно утвердить правильность действий Юго-Западного фронта и Конармии на Львовском направлении.