Но загадка-то в русской душе все же есть. И разгадать ее важнее нам самим, дабы суметь сдержать очередную чужеродную духовную интервенцию. Настала пора понять нам, или хотя бы задаться вопросом, ну почему мы, такие «всемирно отзывчивые», так часто нетерпимы друг к другу? И только, когда «придет суровая беда, в большом или малом, и поднимается в нем (в народе – Г.П.) великая сила – человеческая красота»? (Алексей Толстой. «Русский характер»). Ну, почему бытует на просторах Отечества такая бесшабашная поговорка: «Бей своих – чужие бояться будут»? Почему самые близкие родственники у нас нередко становятся заклятыми врагами? Почему и когда правители наши стали забывать евангелиевский постулат: «Кто первый будет между вами, будет вам слуга»? (Евангелие от Марка, 9:35). И не тогда ли именно, когда они перестали видеть в поданных себе подобных, богообразных чад, соработников Господа нашего, а не рабов, в прямом смысле слова, и началось смятение духа народного и потеря его целостности, что наложило неизгладимый отпечаток на генофонд нации, в результате действующей порой необъяснимо странно. Настолько странно, что иные правители, объявляя себя народными пастырями, и не видя всеобщей поддержки, приходят в исступление, мгновенно меняя свою милость на гнев.
Народ безмолвствует. Безмолвствует, когда, казалось бы, ой, как нужны его глас и действия. Почему, почему это происходит? Люди устали от реформ, переворотов, революций, прогресса, свершаемых, как правило, не от недостаточности чего-то, а от избытка.
Мне вспоминается встреча, описанная Максимом Горьким, двух старообрядцев, капиталистов – Саввы Морозова и Николая Бугрова, их разговор.
– Много ты, Савва, требуешь от людей, они от тебя меньше хотят. Не мешал бы ты им жить.
– Если с людей не требовать, то они до сей поры по деревьям бы лазили. И что отвечает Николай Александрович Бугров? А вот что:
– Помыслили праздные люди: откуда человек? Решили от обезьяны. И – радуются. Да если это и правда была, так её надо скрыть от людей. По-моему человека не тем надо дразнить, что он был скот, а тем, что был он лучше того, каков он есть.
В деревне Пилатово, где я родился и рос до 17 лет, старообрядцев не было. Не было, похоже, и истово верующих людей. Новая пропаганда, новая власть обломали без большого труда тутошних православных, кои в массе своей принимали деяния Советов без внешнего бунтарства. А как же душа, которая по определению святых отцов, остаётся всегда христианкой? Тошно ей. Видит Бог, и я, сирый и убогий человек, легко поддающийся на различные умные толкования даже скрытых ворогов своих – рву на груди рубаху, когда вдруг чувствую, что кто-то посягает на моё нутро – русское, православное нутро, хотя, признаюсь изрядно подпорченное. И тут закрадывается крамольная мысль: ведь подпортили его вовсе не большевики они лишь продолжили.
Моя мать, Мария Михайловна, читающая по слогам (поучилась в школе всего 3 месяца), в девичестве чуть было не ушедшая в монастырь, осилила в старости, живя у нас в Москве, по слогам же (как и Евангелие, изданное по благословению Святейшего Правительствующего Синода) произведения Мельникова-Печёрского: «В лесах», «На горах» и «Письма о расколе». Изумлению её не было предела. Она тщетно пыталась поделиться им со мной, дураком, – в ту пору слушателем Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Лишь годы спустя стал я мало-мало понимать что же так взволновало мою мать, уже ушедшую в другой мир. А взволновало её то, что в вере – святой вере, которая одна лишь и единит по-настоящему людей, мы, русские, в отличие от других народов, оказались расколоты. Расколоты давно, задолго до Великой Октябрьской революции. Следствием последней, как известно, было и отделение от Русской Православной Церкви (РПЦ) её зарубежной части. Это разъединение мы, слава Богу, в мае 2007 года преодолели, подписав Акт о каноническом общении. Но этот акт, который, несомненно, войдёт в историю России как благотворно влияющий на духовное и нравственное состояние русских людей, заставляет вспомнить и поговорить о том, без чего процесс возрождения русского народа будет далеко не полным. Я имею ввиду здесь события второй половины семнадцатого века. Говорить от себя лично о них не отважусь. Но попробую передать то, что поведал на этот счёт человек, скрупулёзно изучивший историю церкви и государства того периода. Нет, это ни Владимир Личутин (с ним я знаком шапочно), а Андрей Владимирович Антипов, морской офицер (капитан первого ранга запаса), родовые корни которого происходят как раз из мест, где Патриарх Никон заложил Новоиерусалимский монастырь, ставший невольным символом русского раскола.
Об истории раскола второй половины XVII-го века написано немало. Но написано весьма витиевато, для узкого круга специалистов. А для общественного понимания версия остается одна. Примерно такая: поправили, дескать, ошибки в церковных книгах, привели в соответствие обряды, а кучка консерваторов воспротивилась и стала будоражить неграмотный народ.