Очищение болью

Поэтому не случайно большинство русских людей, независимо от уровня грамотности, по сей день не может похвастаться более-менее объективным представлением о сути и значении того, что называют даже не церковным, а «русским расколом». А вопрос о том, как этот раскол повлиял на жизнь и судьбу народа, как влияет на них сегодня, даже в голову большинству прийти не может.

Однако, у тех, кто все же возьмет на себя труд познакомиться с этой темой и сумеет избежать влияния какой-то из существующих официальных трактовок происшедшего, особенно трактовок, сугубо религиозных, несомненно, возникнет множество вопросов по поводу тех событий, их причин и следствий.

Например, если суть церковных реформ патриарха Никона, заложивших основу православного раскола, сводилась лишь к некоторой правке церковных книг и изменению обрядовой части, то почему столь кровавой и беспощадной была расправа с теми, кто явился их противником, почему столь жертвенно вели себя эти противники?

Или другое. Зачем все это делалась? Неужто, накладывая на себя крестное знамение тремя перстами, мы стали лучше и ближе к Богу, чем наши далекие предки, которые делали это двумя? Неужели Александр Невский, Дмитрий Донской, Кузьма Минин, князь Пожарский и воины их дружин шли в бой за русскую землю, находясь в греховных заблуждениях?

А может дело в ином? И правы те, кто говорит, что все произошло в целях укрепления самодержавной власти и становления крепостного права, как естественных потребностей того периода развития страны?

С точки зрения исторической науки, это не было классическим вариантом смены экономической и общественно-политической формаций, но требования к изменению человеческого материала были кардинального свойства. От людей надо было добиться изменения духовных установок, беспредельной веры ни столько в Бога, сколько в правителя.

Не случайно же после этих реформ официальной церковью два с половиной века управлял не патриарх, как лицо духовное и хотя бы формально независимое от светской власти, а обер-прокурор, как государственный чиновник, подчиненный правителю страны, почитаемому помазанником Божьим. И не случайно, наверное, некоторые старообрядцы утверждают, что старая вера позволяла людям ощущать себя детьми Божьими, а новая требовала быть рабами.

Если эти утверждения верны, то все становится объяснимо: смена или подобие смены общественно-политических формаций выдвигало задачу смены идеологии, носительницей которой тогда была церковь. В результате церковь и тогдашний ее патриарх вольно или невольно выступили инструментом объективных исторических процессов. И избежать этой роли вряд ли могли. Смена идеологии, в свою очередь, столь же неизбежно ведет к общественным конфликтам, в которых всегда найдется место и жестокости, и жертвенности.

Но, с другой стороны, если все так, то, по логике, давно должен идти обратный процесс. В стране с тех пор уже несколько раз менялись общественно-политические и экономические формации. И теперь, если верить официальным заявлениям властей, нужна идеология, формирующая человеческий материал, обладающий теми свойствами, которые позволили бы стране развиваться. Проще говоря, нужны люди, ощущающие себя теми, кого называют «детьми Божьими». В переводе на светский язык – свободными, сильными, инициативными, ответственными.

Увы, православие, судя по всему, оказалось не готово к этому. Новых реформ, предлагающих народу новую идеологию, отвечающую потребностям эпохи, в нем нет. И, похоже, не предвидится.

Получается, что российские церковные и государственные деятели XVII-го века глубже их сегодняшних коллег понимали текущий момент и его задачи. Они, конечно, действовали грубо и поспешно, но так, как требовала жизнь, как подсказывала потребность укрепления и развития государства. Их беда в том, что они не смогли предвидеть очень важного: свободного человека превратить в раба легче, чем проделать этот путь в обратном направлении. Не смогли они предвидеть и того, что церковные и государственные институты так закостенеют под влиянием рабской философии и психологии, что потеряют всякую способность откликаться на требования времени. Эти институты, в лучшем случае, будут приспосабливаться к таким требованиям, не меняясь, по сути.

Впрочем, те, кто обладает властью, похоже, редко способны заглядывать за исторический горизонт и мерить свою политику человеческой мерой, то есть, теми качествами, которые могут обрести люди в результате их политики. Они, обычно, решают одну текущую историческую задачу: или победить врага, или укрепить государство, или восстановить экономику, или еще что-то…

Даже две подобные задачи вместе им не всегда по силам. Где уж там заглядывать через века и закладывать основы будущего страны в его человеческом – духовно-нравственном, идеологическом, ментальном, как теперь говорят, смысле.