Упомянутый выше Архиерейский собор РПЦ октября 2004 года тоже не сумел внести в ситуацию ничего нового, хотя доклад на нем митрополита Кирилла отличался глубиной анализа отношений со старообрядцами, добротой тона и самокритичностью. Митрополит, очевидно, и не рассчитывал на успех, признав в докладе, что «…в некоторых единоверческих кругах сохраняется идеология и психология раскола, фактически происходит отчуждение от общецерковной жизни и даже собственного Священноначалия». А его слова о том, что единоверческие общины могут стать «реально действующими мостами» между РПЦ и старообрядцами, выражали, скорее, оптимизм личности иерарха, а не реальное положение вещей. Сегодня этих общин числится по всей стране не больше полутора-двух десятков. Поэтому перспективы развития и внедрения идеи единоверия остаются все также сомнительными, как и двести лет назад. По крайней мере, в том виде, в котором эта идея существует.
Со стороны старообрядцев тоже трудно ожидать какой-то новизны подхода. Хотя и с их стороны были попытки найти контакты с РПЦ.
Например, в 2004-м году в Преображенском старообрядческом монастыре в Москве родился документ под названием «Необходимость и возможность православного единения на современном этапе».
В нем, в частности, предлагалось:
«Всем православным церквям и общинам обсудить вопрос о создании Российского Совета православных церквей и общин, определить его права и обязанности;
публично отказаться от вмешательства во внутренние дела друг друга и взять на себя обязательства не допускать никакой хулы друг на друга, карать тех своих представителей, кто допустит недостойные выпады, либо в словах, либо в делах;
публично объявить о поддержке друг друга в противостоянии общим угрозам и в отстаивании законных интересов, прав и свобод православных людей, обеспечении их безопасности и покоя».
«А как же раскол? – спрашивал я тогда. – Три века преследований? Канонические противоречия?».
«Мы не обсуждаем этих вопросов, – отвечали мне. – А ищем то, что нас объединяет. Это, в первую очередь, беспокойство за духовное состояние людей, за судьбу Отечества. Здесь есть, что обсудить».
Авторами документа были некоторые представители поморской старообрядческой общины, которая уже более 80-ти лет не просто сосуществует на территории монастыря с общиной старообрядцев-федосеевцев и приходом РПЦ, а объединена с ними в организацию, называющуюся – Совет православных церковных приходов Преображенского монастыря. Кстати, единственную в мире, официально зарегистрированную религиозную организацию, объединяющую религиозные общины, находящиеся, по сути, в религиозном антагонизме.
Увы, инициатива осталась без должного внимания со стороны РПЦ. Да и в среде старообрядцев не нашла понимания и поддержки.
Контакты с РПЦ имели и представители Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ), имеющей, в отличие от старообрядцев-беспоповцев, свою церковную иерархию. Их глава – митрополит Корнелий встречался с патриархом РПЦ Алексием II. В итоге, на Соборе РПСЦ в октябре 2007 года митрополит был атакован консервативной частью старообрядческих деятелей.
Обвинения в сотрудничестве с никонианами (так старообрядцы называют представителей РПЦ) должны были, вероятно, довести до низложения митрополита. При этом никаких канонических и догматических вопросов в ходе его встречи с патриархом РПЦ, как известно, не обсуждалось.
И хотя консерваторы на Соборе были посрамлены, сам факт их атаки говорит о том, что в старообрядческой среде хватает тех, для кого даже простое человеческое общение представителей православных религиозных конфессий становится поводом для истерики.
Корнелий, видимо, сумел разумно мотивировать встречу, поэтому легко отбил выпад консерваторов. А вот Иоанн Миролюбов – глава крупнейшей поморской старообрядческой общины – Гребенщиковской, что в Риге, и председатель Центрального Совета Древлеправославной Поморской Церкви (ДПЦ) Латвии за встречу в 1999 году с митрополитом Кириллом и подписание меморандума об установлении сношений с РПЦ был снят со всех должностей и фактически изгнан из общины. Российский Совет ДПЦ, в свою очередь, поддержал латвийских друзей, заявив, что «выступает категорически против соглашательских намерений и действий, ведущих к нарушению догматических, канонических и церковных устоев Староверия».
Одним словом, внутреннее состояние православных церквей и общин пока, похоже, не созрело для того, чтобы приподняться над суетностью бытия. А потому и о ближайших перспективах укрепления российского православия и, тем более, о его влиянии на народ, на общественную жизнь страны можно говорить, только будучи большим православным оптимистом.
И все же, появление в православных общинах людей, способных взглянуть на проблему «русского раскола» с общенациональной точки зрения, видимо, позволяет надеяться, что подобный оптимизм со временем обретет не только воображаемые основания.