Это уже определение, если не сознания, то одного из его свойств. И это определение утверждает: сознание существует только в его «содержательной связи с миром и человеком одновременно».
Что это значит, я не понимаю. Более того, Мяташ тут же противоречит сам себе. Если сознание нельзя извлечь из той среды, в которой оно пребывает, чтобы исследовать вне связей с миром и человеком, то
Или Мяташ говорил не об идеальности сознания? Но тогда все приходит в противоречие и с утверждением о невозможности исследовать его теми «способами познания, которые применяются в естествознании». Вообще-то это утверждение некорректно даже с точки зрения философии. Никаких особых «способов познания» в естествознании нет. Познает человек, и все «способы познания» определяются его природой. Различаются приемы исследования, приводящие к познанию. И вот если мы будем иметь в виду именно естественнонаучные приемы, вроде приборных, то можно утверждать, что идеальное нельзя исследовать естественнонаучно.
Но тут появляется новое противоречие — автор не доказал и даже не заявил в качестве исходного основания, что считает сознание идеальным. Он оставил это на наше бытовое понимание, которое воспитано диалектическим материализмом, а значит, само все понимает. Но вот мое бытовое понимание допускает, что сознание материально. А раз такое сомнение возможно, значит, все рассуждение Мяташа зыбко! Оно позволило сомнению поселиться в нем исходно.
Впрочем, возможно, это только сложности начала, и мыслитель их преодолеет. Поэтому я кое-что пропущу, например, что
Первый
Мудреное высказывание об «уровнях решения» проблемы сознания, наверное, можно читать так: философия пыталась понять, что такое сознание, двумя способами. Первый — когда философы описывали и изучали явления сознания. Если это так, то встает вопрос: а что себя являет в явлениях?
«Второй —
Это явно путаница. Тут автор под сознанием понимает способность осознавать. Если я не прав и он действительно говорит о сознании, то тогда все его высказывание, как говорится, некорректно с философской точки зрения, потому что открывает возможность для дурной бесконечности вопросов такого же рода: Как возможно бытие? Как возможен мир? Как возможна философия? Как возможен Мяташ? Вопросы такие возможны, но без уточнений о том, что же в действительности хочет узнать вопрошающий, они превращаются в умничание.
Впрочем, далее следует пояснение: