Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание

Мы думаем, что этой причины стоит искать в особой прирожденной способности, которая, если и не есть исключительная принадлежность человеческого рода, то во всяком случае выдается в нем с особенною силою, рельефностью и яркостью, и по одному из своих признаков, наиболее бросающемуся в глаза, называется сознанием» (Там же, с. 911).

Далее Кавелин дает определение сознания, которое сильно отличается от определения «Задач психологии». Возможно, именно на это отличие он и намекает, говоря: наиболее бросается в глаза по одному из своих признаков. Признаком сознания является его способность «внутреннего видения». Но ею сознание не исчерпывается.

«Сознанием мы называем особый вид знания, различный от непосредственного, и который составляет, сравнительно с последним, его, если можно так выразиться, вторую высшую степень.

Животные, несомненно, знают, но непосредственно, с незначительными и редкими проблесками сознательности.

Благодаря ей человек не только способен обратить то, что он уже знает, в предмет познавания, но он, в то же время, способен понимать, что знает или вновь познает предмет. Таким образом, сознательность дает человеку как бы двойное знание одного и того же предмета; кроме того, вследствие сознательности, человек не только может вдвойне обнимать предмет, но вместе с тем и давать себе в этом отчет» (Там же, с. 911–912).

Сознание — это то, что со-знает, обращает в знание. Благодаря ему, человек не только знает, но и дает себе в этом отчет. То есть может познавать и мир и себя, свое знание.

И все же, хоть это определение и звучит иначе, в нем Кавелин по-прежнему говорит о сознании как об осознавании. Качественное движение появляется уже в следующих словах о сознании:

«Присутствие этого фактора во всем, что думает, ощущает и творит человек, и дает основательный повод предполагать, что такая способность есть в нем прирожденная, то есть унаследованная и, по всем вероятиям, имеет в его физиологической организации свой субстрат, хотя мы о нем пока ничего не знаем» (Там же, с. 912).

Кавелин уже так много писал к этому времени о нервной системе и мозге, что этот «физиологический субстрат» должен быть чем-то иным, раз он их не назвал прямо. Это, я думаю, та же душевная «среда», которой он описывает способность материальных взаимодействий с миром.

А далее иное видение сознания качественно накапливается. Но это нельзя понять без его обращения к европейской философии, которое он делает в начале этой главы. В сущности, все его собственные мысли есть ответ на это обращение:

«Этой способностью (сознанием — АШ) объясняются все характеристические особенности и отличия людей. Она еще очень мало исследована, хотя давно подмечена, подробно описана германскими учеными и даже подведена ими под логическую схему, которая и послужила для Шеллинга и Гегеля исходною точкой их философских систем. <…>