Поэтому, крича о своей научности, она далеко не всегда применяет то, что выдумывают Науки. Так не приняла она и физиолого-медицинский подход к норме, поскольку это пустышка, а сохранила тот, что обеспечивал действенную работу. Подход этот — бытовой или обычный. Его применяют все правоохранительные органы, но закрепив в законодательстве. Психиатрия не может закреплять свой предмет законодательно потому, что тогда она ограничит себе возможность пресекать новые отклонения. Поэтому психиатрам приходится быть гораздо гибче юристов. Они должны исходить из своего чутья. Чутья на обычность и необычность поведения.
Норма психиатрии — это всегда норма поведения, что означает способность человека соответствовать обычаям народа, вести себя как все, не выделяясь из общего стада. Уже одного этого достаточно, чтобы человека оставили в покое, даже если он совершенно невменяем. Если его сумасшествие таково, что у него нет ни искорки смысла в глазах, но ведет он себя как машина, запрограммированная на «правильное поведение», его поставят на учет, но отпустят. Он — не социально опасный.
Если же человек покажет, что он в состоянии осознанно исполнять правила поведения, то это просто здоровый человек. Его даже судить можно, то есть передать из ведомства Психиатрии в ведомство правоохранительных органов.
Однако любое сообщество нуждается в науке и научности, когда ему приходится решать сложные жизненные задачи. Там, где Психиатрия создает свою науку, — эта наука не механическая и не физиологическая. Там, где надо действительно работать, а не изображать из себя одну из сестер-победительниц, наука-психиатрия действительно наука о духе. Хотя бы о народном духе, проявляющемся в обычаях. Хотя Бога психиатры в свое ведомство не допускают — это было бы уже слишком. Между тем, если вспомнить слова Рам Дасса, игры в измененные состояния сознания появились в 60-х годах именно как попытка вернуть изгнанных наукой Богов.
В сущности, начиная с 60-х и кончая современными танцевальными марафонами под Экстази, мир заявляет Науке: Нет! Заявляет неуправляемостью, потерей «нормального» поведения. Молодые революционеры так рвались к власти, что бездумно вырвали подпорки из-под огромного общественного здания, чтобы занять это место, и теперь на них сыплется все то, что раньше держали на своих плечах другие. А именно — Вера и Обычай.
Мало кто задумывался, что сегодняшнее состояние западного мира, который живет в наркотическом угаре, — это достижения механистической Науки. Все это — уход от превращения в машину, для которой возможна норма, в иные состояния сознания, неподвластные механическому управлению. Для людей попроще — это пьянство и наркомания. Так убивают себя целые народы из тех, кто ближе к природе и не хотят жить в научном мире. Куда они уходят с Земли? В небытие или иные миры, я не знаю. Но они уходят, как только государственная машина добирается до них.
Остальные уходят по-разному, но с этой планеты, как с тонущего корабля, бегут все, у кого еще есть душа. Иначе говоря, все, для кого возможно возрождение в иных мирах.
Наука, почувствовав своими не очень-то быстрыми мозгами, что происходит что-то страшное и скоро просто некем будет править, предпринимает какие-то шаги. Какие? Да это самое изучение «измененных состояний сознания». Она надеется, что если их изучить, то можно как-то отвердить оползень — заморозить его или залить бетоном. Попросту, ввести все те места, куда сбегают люди, в научный мир и придавить. А беглецов и беглянок вернуть.
Мы сбежим дальше, хочется ответить ей!