Не буду задерживаться на том, чем еще не угодил Кавелин естественнонаучному сообществу. Перейду сразу к его понятию о душе и к заложенным им основам науки о ней. Первая глава «Задач психологии» заканчивается отчетливым призывом к самопознанию в духе Сократа, а вторая выстраивает новую науку.
Это и есть главная задача, как ее видел Кавелин. В сущности, здесь ставится вопрос о предмете науки. Из него вытекает вопрос о методе или способе исследования. Но прежде чем к нему перейти, я должен сделать одну оговорку.
Кавелин постоянно использует словечко «положительно». Из-за этого его причисляли к русским позитивистам. Думаю, это ошибка, как было бы ошибкой причислить к реалистам современного философа, использующего словечко «реально». Никаких других признаков позитивизма, кроме требования делать положительную науку, я у Кавелина не нашел. Как не нашел и понятий, заимствованных у творца позитивизма Конта.
Ему, в действительности, нет дела ни до позитивизма, ни до его борьбы за передел мира. Если вспомнить, что позитивизм, по существу, был предвестником марксизма и призывал ученых объединиться с пролетариями ради социального переворота, то Кавелин как раз враг позитивизма, как и враг революционных демократов. Просто слово это было в ту эпоху «сильным», и его хоть как-то можно было противопоставить всем «сильным словам», что произносили естественники, обрабатывающее общественное сознание.
Итак, вопрос о предмете психологии. Не забывайте, он действительно говорит о душе! Даже когда он говорит о «психических фактах», он говорит именно о проявлениях души.
Если быть внимательным, то очень скоро станет ясно, что Кавелин как бы продолжает разговор, начатый Ушинским. На самом деле он начал писать свои «Задачи психологии» еще в 1862 году, то есть раньше Ушинского. И это единство мыслей может означать только одно: они оба излагают какие-то обычные, бытующие в русском обществе, «в общем сознании» взгляды. Иначе говоря: вот таково было исходное понятие о душе образованной части русского общества в середине девятнадцатого столетия. Именно с ним и воевали естественники, готовя Россию к революции.
Это уже стоит разобрать. Чтобы изучать душу, необходимо четко выделить «ее круг исследований», то есть предмет. Но для этого придется разграничить «факты психические и материальные». Единственный способ, который и не приемлет естественная наука, — посчитать, что разграничение лежит там, где начинается сознание. Психология должна делаться не естественнонаучными методами, как физиология, а через сознание. Все, что представляется не только нашему сознанию, не есть предмет психологии. Но зато у психологии появляется возможность очень точно отделить свой предмет.
В этом, в сущности, не было ничего революционно нового, это было общее место всей психологии сознания, которую именно в это время начали именовать метафизической и уничтожили примерно к началу двадцатых годов следующего века. Что же в таком случае может быть отнесено к числу душевных проявлений?