Очкарик

Вдруг из парковой аллеи выехала полицейская машина. Националисты переглянулись. Их было чуть больше десятка. Лишь столько удалось созвать за такое короткое время через Фейсбук. Заспа видел по выражению лиц, что ребята сильно струхнули. Он жестами показал им, что надо быть твердыми. Все остаются на своих местах. В это время на стоянку въехал старый тарпан. Из него вышел Лешек Крайнув с ассистентом, администратором из отеля «Зубр». Оба направились к своей команде. Артур Мацкевич остался в машине и не спускал глаз с коллег.

— Что за представление? — рявкнул Крайнув на одного из пацанов.

— Вы читали статью этого журналюги? Вас обвиняют в фашизме. А нас оскорбляют.

Крайнув небрежно махнул рукой и лучезарно улыбнулся.

— Наконец-то с нами начали считаться. Не стоит злиться.

Сравнение с Бурым для меня комплимент. А для тебя?

Молодой смущенно пробубнил что-то в ответ и признал, что учитель прав. Крайнув погладил его по голове, как непослушного сына. После чего вынул из его дрожащей руки транспарант и посмотрел.

— Супер.

— Ася рисовала.

— Узнаю стиль.

Крайнув успел свернуть его до того, как подъехала полиция. Он улыбнулся патрульному, который высунулся из окна машины.

— Что за сборище? — бросил сотрудник. — Разрешения на манифестацию нет.

— Какое сборище, Ромек? — Лешек притворился удивленным. — Мы только закончили внешкольное занятие по истории. Управа лишила нас помещения, теперь приходится шляться по паркам. Зато у белорусов есть даже кинозалы, где они крутят свое документальное кино. И это все за деньги налогоплательщиков, то есть за наши.

— Меня не интересуют ваши игры, Лех. Разойтись, — приказал ровным тоном полицейский. И направил указательный палец на Крайнува, явно, шутя. — Я вижу тебя, старичок. И буду наблюдать.

Потом он вышел из машины и подошел к молодежи. Наклонился к Крайнуву.

— Сам понимаешь, мне следовало бы переписать ваши данные. Не создавай сегодня лишнюю работу ни мне, ни себе. К нам и без того половина области съехалась.

— Хорошо, хорошо! — Полицейский и Лех ударили по рукам.

Из машины вышел Мацкевич. Подошел к Крайнуву и встал в шеренгу.

— Я бы тоже с удовольствием поучился, — заявил он.

Патрульный засмеялся. Он медленно пошагал по тротуару.

Его напарник не обращал на них внимания, записывая что-то в блокнот, словно примерный ученик.

— А вот и командир отряда, — с издевкой бросил Артуру полицейский и прошипел, изображая ненависть: — Проваливай, кацап.

Дети взорвались смехом.

Лешек, Артур и полицейский ударили по рукам. Когда машина трогалась, Крайнув крикнул:

— Спокойной службы! Как всегда.

И обратился к детям:

— Переносим мероприятие. Сегодня гвоздь программы — Бондарук.

В этот момент из-за угла выбежал отец Аси. Мать трусила за ним, причитая умоляющим голосом. Петручук же не слушал ее. Он подошел, дернул дочь за рукав, а когда та стала упираться, влепил ей пощечину. На ее защиту встал Заспа, который прямым ударом левой положил Петручука. Послышался удар головы о бетон. Изо рта отца Аси полилась кровь. Мать упала на колени и зарыдала. Крайнув и Мацкевич приказали детям бежать, убрали транспаранты в машину и вызвали скорую.

Этой же ночью сгорел тарпан Мацкевича. Крайнува отстранили от учительской деятельности. Ася попала в СИЗО, поскольку была уже совершеннолетней, но провела там не больше четырех часов: адвокат Мацкевич выпросил у судьи освобождение под залог. Однако через месяц ее отчислили из белорусского лицея. Видео, на котором польская националистка подбрасывает собачью голову в окно управы, тут же попало в Интернет. В течение нескольких последующих лет люди будут рассказывать об этом событии как о начале польско-белорусской войны несмотря на то, что всем было известно, что это была одна из самых неудачных операций националистов. Собственно говоря, она спалилась на корню.

* * *

— Надо поговорить. — Саша догнала Домана у входа в участок. Тот едва держался на ногах от усталости. — Я, кажется, была последней, кто видел Бондарука живым.

Доман остановился.

— Почему меня это не удивляет? — пробормотал он. И добавил: — Ты в курсе, что тебя ищут?

— Кто?

Он не ответил. Пропустив ее вперед, сделал знак дежурному, что Залусская входит под его ответственность.

— Кошмар! — Он взлохматил волосы, поднял пальцем веко, показав красный от перенапряжения глаз. Поставил перед ней банку колы, развалился на стуле напротив. Пахнуло потом.

— Что на этот раз?

— Он вчера показал мне могилу Степана и ксендза. Не знаю, можно ли ему верить, но он рассказал всю свою историю. Думаю, он погиб между двумя и шестью часами утра.

— А ты типа патологоанатом?

— Около двух ночи он отвез меня в отель. Откровенно говоря, был пьяный в стельку. Базар открывают в шесть. Значит, голова была подброшена в бочку, прежде чем капусту привезли на Рубль-плац. Пресса гудит. Я проверяла интернет-газеты в телефоне.

Доман молчал.

— Ты не хочешь туда поехать? — удивилась Залусская. — Скорей всего, он погиб, потому что заговорил.

Доман передвинул бумаги на столе Романовской и аккуратно сложил их.