Очкарик

Когда она постучалась в убогую хату на опушке леса, Дуня как раз снимала сглаз с алкоголика. Ивона уселась на порог и наблюдала за обрядом. Знахарка прервала молитву, которую бубнила под нос как мантру, и подошла к несостоявшейся невестке. Насыпала ей в ладонь мака, помогла сомкнуть пальцы, чтобы ни одно зернышко не выпало. На ее колено положила ламинированное фото реликвий Богоматери, которое лично привезла из Почаева.

— Держи и молись, — сказала она по-белорусски. — Так, как умеешь. Как сердце подсказывает. По-польски, русски, английски. Главное — искренне.

Ивона вглядывалась в кости, лежащие на нарядной салфетке, и с удивлением заметила, что фотография приятно согревает ее тело. Сначала она почувствовала тепло в ноге, на которой лежала примитивная иконка, а потом потихоньку боль и грусть начали отпускать. Она сама стала легкой, словно впала в подобие транса. Ивона оперлась о дверной косяк, закрыла глаза и вслушивалась в однообразную музыку Дуниных молитв. Очнувшись, она обнаружила, что лежит под периной. Рядом стоял холодный чай в металлическом подстаканнике. Дуня крючком вязала берет. Она заметила, что глаза девушки открылись, и сказала:

— Ты спала тридцать три часа, дочь. К сожалению, у меня нет телефона, а твоя мама, наверное, волнуется. Позвони ей.

Ивона встала. Она чувствовала себя свежей и сильной.

— Вы сделаете мне, как тому мужчине?

— А в чем твоя проблема? — Шептунья дотронулась до ее подбородка и чуть подняла его. Ивона отвела глаза. — Только правду говори. Что тебя беспокоит? Твое признание останется здесь, провалится словно в колодец. Иначе, если будешь неискренней, Бог тебе не поможет.

Ивона прижалась к старушке и заплакала.

— Я беременна. А он пропал.

Дуня погладила ее по голове и отвернулась к кухонному столу. Изба была небольшая. Сидя на стуле, можно было дотянуться до всего. Она достала из серванта пачку сахара и начала насыпать на газету небольшие горки. Считала «по-своему», пока не решила, что хватит.

— Любишь этого парня? Хочешь этого ребенка? — спросила она.

Ивона сразу закивала, вытерла слезы.

— Сорок точек, — пояснила шептунья. — Над каждой молишься, читаешь «Отче наш», «Верую» и «Иже херувимы». По-польски, если по-нашему не умеешь. Как прочитаешь, пометь горку пальцем. Когда все будут помечены, собери этот сахар и брось его в чай.

Потом она оторвала от газеты еще кусок бумаги и насыпала в него мак.

— Это насыпь во все карманы, а когда будешь стирать одежду, подсыпай, обновляй. Когда кончится, купи еще и освяти в церкви или приди с ним ко мне. Страх будет обходить тебя стороной. Останется только здоровый, который мотивирует человека и отводит от опасности. Паники не будет.

Еще она дала ей сухую корку хлеба и налила в бутылку из-под кока-колы воды из ведра. Помолилась над ней, перекрестилась.

Пей каждый день по глотку-два, не больше. Думай о своем любимом. Хлеб разломай и съешь сухим, как просфору, то есть вашу облатку. Не урони ни крошки. Если сделаешь все это, Юрка вернется к тебе.

Она замолчала. Посмотрела на висящую под вышитой макаткой икону и перекрестилась. Ивона сделала то же самое.

— Если жив, — уточнила Дуня. — То вернется к нам.

* * *

— Меня попросили, я сделал. Как-никак мы были друзьями.

Романовская, не веря своим глазам, глядела на старичка в резиновом фартуке, стоящего у металлического стола. Во время их разговора он не переставал резать мясо и измельчать его в мясорубке, из-за чего периодически прерывал свой рассказ. Они проверили каждый сантиметр мясокомбината Нестерука, но не обнаружили ничего подозрительного. На всякий случай мясо тоже было проверено. Слухи об орудующем в этих местах каннибале нельзя было оставлять без внимания, чтобы избежать ненужных сомнений.

— Никакой человечины, — сообщили из лаборатории. — Только свинина самого высокого качества, говядина и молодая баранина. На все есть сертификаты.

Миколай ненадолго отошел от стола к стене, к которой были прибиты деревянные доски с крюками. Как на витрине здесь висели пилы, тесаки, ножи и прочие профессиональные инструменты. Он взял обычное острие с мелкими зубчиками и поставил его на электропилу. Она напомнила Романовской устройство, которым судебные медики распиливают черепа во время вскрытия трупов.

— «Хамет-54», модель турбо, лучше всего подходит для резки костей. Достаточно правильно ее хранить и точить насадки примерно раз в месяц, — пояснил Миколай и, видя отвращение на ее лице, добавил: — Смерть неизбежна. Бог велел человеку есть мясо, поэтому нельзя отказываться от него. Это есть жертвоприношение. Так же было и в данном случае.

Романовская услышала, как кто-то вошел. Молодой мужчина кивнул ей и несмотря на то, что она была в мундире, не продемонстрировал своим видом никаких опасений. Он протянул Нестеруку чемодан, наполненный, должно быть, инструментами, потому что старик, взяв его, согнулся от тяжести.

— Может быть, рассчитаемся завтра? — спросил Миколай и указал на Романовскую. — У меня гости.