Заходя в уже заполненный салон, улавливаю взглядом девушку, которую едва смог распознать. Она, уткнувшись в стекло лбом, скрывается за тканью капюшона, поэтому, опускаясь рядом с ней, абсолютно не спешу бросить что-нибудь едкое или саркастичное. Ей это сейчас ни к чему. И так нехило досталось, ведь взгляд Зевса был ощутим для всех, его гнев разряжал воздух и накалял его. Тихое шмыгание носом оповещает о том, что Элис плакала. Это однозначно не ускользнёт от моего внимания, как бы она не пыталась это скрыть. Мы все получили огромной силы оплеуху, выбившую мозги из черепа. Оправиться от этого будет трудно, но легче всего просто забить, засунуть это в воображаемую коробку и закопать глубоко, чтобы потом не откапывать. Но шатенка не сможет этого сделать, ведь она другая.
Автобус трогается с места, так что тянусь к блокноту, продолжив рисовать закорючки, в которых и сам не вижу смысла. Заполняю почти весь лист, перелистывая и принимаясь вновь за дело, в течение которого не почувствую время. Время для меня стало самой длинной и бескрайней рекой. Чешу затылок, заметив, что девушка не двигается и больше не издаёт звуков. Кажется, я даже не могу уловить её дыхания, поэтому обеспокоенно, не знаю почему, дёргаюсь, хватаясь за хрупкое плечо, но она напрягается всем телом, опровергая мою безумную теорию. Снимает капюшон и хмуро смотрит исподлобья, сжав губы, что тут же побледнели.
Мы меняемся местами, ведь я готов опустить взгляд в пол и выслушивать каждый безмолвный упрёк, а она готова смотреть на меня испепеляющим хвойным лесом, хотя пахнет от неё цитрусами. Чёрт возьми, я схожу с ума, раз принюхиваюсь к ней. Прекрати, придурок.
Даю себе мысленный подзатылок, безрезультатный, кстати, так как аромат манящий и сладковатый. Апельсин или мандарин. Даже не обращаю внимания на возможных зрителей. Им сейчас не до наблюдения, все погружены в мысли о собственной никчёмности и ненадобности. Издаю смешок, быстро оправившись от разочарования в богах, так что моё настроение возвращается к былой отметке «всё дерьмово, но я ухмыляюсь». Легонько бью кулаком в плечо Фитч, пытаясь прогнать её хмурость и вызвать улыбку, вот только злость кипит внутри маленького хвойного леса. Внутри неё нескончаемая стена пожара, уничтожающая зелень. Да уж, молодец, Кастеллан, ты облажался.
Больше не предпринимаю каких-либо попыток поговорить или бросить шутку, так как молчаливость шатенки пугает меня. Кто-то закрыл окно, чему благодарен, ведь длинные волосы больше не летят мне в лицо, заставляя плеваться. Издаю смешок, вспоминая, когда она успела распустить пучок, но всё это вылетело из головы, освободив место для волнения.
С одной стороны, я должен радоваться тому, что девушка не лезет ко мне, а с другой стороны, начинаю скучать по тому, как издевательски усмехаюсь, глядя в зелёные изумруды. Боже, когда я начал ассоциировать её с драгоценным камнем? Бью себе по лбу, после чего поднимаю взгляд, наконец осматриваясь. Моё поведение вызвало бы море непонимания, потому что, похоже, начинаю перенимать и это от дочери Артемиды.
Через ещё какое-то время автобус останавливается, оповещая о конечной станции под названием «родной дом». Это лето не такое, каким должно быть. Все полубоги остались на лето, не захотев провести каникулы с родителями и отчимами или мачехами. Я тоже не пожелал покидать это место, ведь возвращаться к сумасшедшей матери смысла не вижу. Я тут схожу с ума, а там и подавно.
Поднимаюсь на ноги, беру с верхней полки рюкзак и закидываю его на плечо, ожидая, пока Элизабет пройдёт мимо и направится на улицу, но она сидит неподвижно, прикрыв веки и изредка приоткрывая губы, дабы выгнать воздух из лёгких. Не хочу ждать её или оставлять в покое, так что грубо хватаю шатенку под руку, сильно сжимая пальцы, чтобы компенсировать сопротивление. Осознав маленькую независимость от луны, дочь богини охоты приобрела немалую силу. Резко дёргаю хрупкое тело на себя, подгоняя к выходу и иногда поддерживая, ведь слабые ноги подкашиваются. Ворчу себе под нос о её неуклюжести, но это здесь неуместно.
Выхожу на улицу с тяжким грузом и обречённо издаю стон – впереди тропа, ведущая в лагерь. Толкаю девицу в спину, заставляя делать шаги, на что не получаю ни хмурого взгляда, ни тяжелого вздоха. Слишком тихо, она ведь даже пыхтела, если была недовольна моим нахальным поведением, а сейчас не издаёт никаких звуков, будто медленно умирает внутри себя.
Она умерла, когда увидела родные голубые глаза.
Меня просто дико раздражает то, что девушка плетётся как черепаха даже тогда, когда с усилием толкаю её и случайно бью по бусине позвоночника. Ноль реакции, а её реакция мне сейчас необходима. Просто для осознания, что всё не так дерьмово, как кажется.
- Эй, Фитч, - подаю голос, нервно проглотив ком в горле. Всё-таки нарушать подобную тишину нереально трудно, ибо шанс на получение взаимности стремится к нулю. – Почему ты сбежала из дома?