Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама

Наибольшую роль из всех злоупотреблений, приведших к окончательному разрыву, сыграла торговля индульгенциями, и всем известно, где начался раскол — в Виттенберге на северо-востоке Германии. Именно в немецких княжествах были наиболее сильны антиримские настроения и громче звучали голоса протеста, так как отсутствие национальной централизованной власти не позволяло сопротивляться папским поборам так, как во Франции. Кроме того, налоговое бремя Рима здесь было тяжелее — империю и церковь связывали давние отношения, церковь имела в Германии обширные владения. Народ не только испытывал чувство, будто его ограбили папские сборщики налогов, люди считали возмутительным, что во всем, что связано с церковью, слышится звон монет. Они были оскорблены нечестием Рима и пап, их категорическим отказом от реформ. «Можно ожидать бунта против Святейшего престола», — предупреждал папский нунций Джироламо Алессандро, будущий епископ и кардинал. В 1516 году он написал папе, что тысячи людей в Германии только и ждут момента, когда можно будет высказаться открыто. Лев X был занят денежными вопросами и мраморными памятниками и ничего не слышал. Не прошло и года, как настал долгожданный момент: по поручению папы доминиканский монах Иоганн Тецель стал продавать индульгенции в Германии.

В индульгенциях не было ничего нового, и не Лев X их придумал. Поначалу их выдавали как освобождение от некоторых добрых дел, которые духовник предписывал исполнять грешнику в возмещение его грехов, но постепенно индульгенция превратилась в освобождение от вины за совершенный грех. Такое положение сурово осуждали пуристы. Еще большие возражения вызывала торговля духовной благодатью. Некогда милость Господня даровалась за пожертвование, которое грешник вносил на ремонт церкви, на содержание больниц, на выкуп пленных из Турции и другие добрые дела, теперь же это переросло в поставленное на поток коммерческое предприятие: половина или треть средств обычно шла в Рим, а остальные деньги отходили местной епархии, некий процент отчислялся агентам и духовникам, исповедовавшим грешника. Как в 1513 году заявил Джон Колет, церковь превратилась в машину для производства денег, ценятся именно они, а не покаяние и добрые дела. В результате появились шарлатаны с фальшивыми индульгенциями, и продажа «сохранных грамот» стала бичом организованной религии.

Когда духовники давали понять, что индульгенции могут простить еще несовершенные грехи (папы такого положения вслух никогда не высказывали), церковь на деле уже поощряла грех, на что не преминули указать ее критики. В целях расширения рынка Сикст IV в 1476 году заявил, что индульгенции могут помочь душам в чистилище, и простой народ поверил, что они облегчат участь почивших родственников. Чем больше молитв и месс служили за покойных, тем якобы короче становился срок их пребывания в чистилище. Такое положение благоволило богатым, а бедных оно, естественно, не устраивало, и они готовы были отвергнуть официальные таинства.

Юлий II уже воспользовался продажей индульгенций для строительства нового собора Святого Петра. Лев X в первый год своего правления распорядился о торговле индульгенциями для той же цели, а в 1515 году он устроил специальную распродажу в Германии для покрытия расходов на свою войну в Урбино. Предложение о «полном прощении всех грехов» действовало в течение восьми лет. Финансовые договоренности византийской сложности побудили молодого аристократа Альбрехта Бранденбургского купить у папы три бенефиции. В 24 года он стал архиепископом Майнца и Магдебурга и администратором епископства Хальберштадт за сумму, по разным свидетельствам, от 24 до 30 тысяч дукатов. Поскольку Альбрехт не в состоянии был собрать необходимые средства, то он занял деньги у банкирского дома Фуггеров и возмещал теперь долг за счет продажи индульгенций.

Представления монаха-доминиканца Тецеля заставили бы покраснеть самого Барнума. Приезд Тецеля в города и селения приветствовала специально подготовленная толпа клириков и простолюдинов. Они выходили с флагами и зажженными свечами под радостные звоны церковных колоколов. Монах путешествовал с обитым медью ящиком и мешком, наполненным грамотами. Впереди шагал помощник — монах с бархатной подушечкой, на подушке лежала папская булла об индульгенциях. Монах открывал продажу в нефе главной церкви. По такому случаю там устанавливали большой крест и накрывали его папским флагом. Рядом с Тецелем сидел кассир из банка Фуггеров, он внимательно пересчитывал деньги, которые покупатели опускали в кружку для пожертвований, за это людям вручали печатную грамоту — отпущение грехов.