Ода радости

Работа кипит – это как раз про корм. Корова выучилась на фермера, с вечера взвешивает гречки двадцать грамм, моет и сушит до утра в тарелке, утром перемелет с кукурузой в старой кофемолке, вспоминая любимый в детстве, сладкий глуховатый стук ложечкой под лезвием, когда мама выгребала горку пахнущего тортовой присыпкой кофе, – сварит, перетрет через сито, покажет серое подостывшее маме: «Ты бы такое ела? А Самс ест!» – и пустится в спринтерский забег с теленком на коленях, надеясь, что тот не опомнится и доест. Прикорм похож на борьбу и спорт, в прикорме виден результат, прикорм измерен и идет на повышение планки, прикорм оброс спортинвентарем, слюнявчики и ложечки находятся, где не клала, и два молочных зуба пристукивают о стеклянный край граненого стакана, потому что поильник, похожий на ракету перед стартом, моему теленку интереснее жевать.

Ложка на первый зубик первая падает между нами, будто серебряный меч. Пропасть вещей и слов, при помощи которых мы учимся сообщать друг другу сложнеющие смыслы, ширится, наполняясь, и мы все дальше друг от друга, и все больше нам понадобится, чтобы доказать сейчас очевидное без слов: ты – мой, а я – твоя, – тянучка тянется и рвется, и вот уже, вижу уповающим на лучшее внутренним зрением, он оглядывается в поисках другой нежности, и дорастает, и дозревает, и отважно добывает, и изворотливо вымаливает, и стойко выжидает, и столько слов, часов, средств и сил пускает на то, чтобы снова стать бессловесным от полноты единения.

Как много во взрослом мире потребуется работать, чтобы заслужить это даровое доверие.

Пока же он, как от рождения ученый, ночью, не размыкая глаз и не выныривая из-под мышки, тянется раскрытым ртом ко мне, а потом раскрытыми руками прочь от меня.

Вправо, где я, он знает, должна быть грудь.

Влево, прочь от меня, он знает, должна быть большая и мягкая, охватывающая его до колен рука.

Искать грудь научила его я. Искать руку, куда уткнуться, – моя мама.

Он уверен, что бессловесная его мольба найдет отклик и справа, и слева.

И это естественно.

Мы обе много поработали, чтобы он – верил.

16 февраля 2018

Чеширский мамонтенок

Все несчастливые дети похожи друг на друга, как рабочие тетради по психологии, которую захочешь на прогулке послушать, да отвлечешься на чудо-площадку посмотреть, устроенную недавно на набережной в Братееве, под жужжащими лапами ЛЭП, а на деле – заглазелась на бабушку, угнавшую с новой площадки тренажер. Так кажется, что выломала из мерзлого песка да вскочила в седло – велик под ней поджарый, скорый, в красные боты вшиты каблуки, и я задумываюсь, есть ли у ее платформ сцепление с педалями, и не могу дождаться, когда поедет: бабушка, стройно облокотившись о перила горки, как юноша о резной палисад, посылает флюиды мальчику.

«Ну давай, прокатись с горки, че стоишь, прокатись!» – мальчик в пуховике толстоват, и в длинном его шарфе, мотающемся на пузе, Минздрав не рекомендовал бы ни в гору, ни с горки, а только стоять, заложив руки за спину и отвернувшись от передовых висюлек и вертушек, чем он и занят на нашей новой площадке.

Тем более что шарф его и другим нехорош. «Шея голая, что ты узлом? Давай я два раза оберну, и будет…» – Бабушка предлагает помощь, не слезая с велика, и мальчик не подходит ближе, отвечая: «Это потому что ты меня заставляешь завязать потуже».

Шарф не перевязан, отвязанная бабушка уезжает прокатиться, а мальчик долго бредет поперек снующих ровесников, руки за спиной в равновесие узлу на груди. Мальчик выглядит нелюдимом и занудой, и я вспоминаю, как хорошо мне было одиноко играть в занудные попадания мячиком промеж пятой, четвертой, третьей, второй, нижней перекладин на детской лесенке и не идти домой, пока не забью сто подряд, если меня не подводили к девочке, случайно пасущейся по соседству, и не говорили: «прокатись» зачеркнуто, «познакомьтесь, а это Лера, теперь вы будете играть вместе, хорошо?». Зато моя мама никогда не говорила, как чья-то кому-то сегодня: «Нет, перчатки у тебя не для лазанья!»

Уже в школе я съехала с горки на новом пуховике и ходила потом с бледным пятном на заду. Мне было все равно, я была счастлива, что прокатилась. Как еще один мальчик сегодня, которого мама крутила в веревочной пирамиде и наставляла сердито: «Держись же, держись!» – а он пел сквозь канаты и восторг: «Земля в иллюминаторе…»