Одарённая

По опустил руку на бедро Катсы, и только это удержало ее от того, чтобы вскочить на ноги от ярости.

– У мамы появлялись подозрения, – рассказывала Биттерблу, – время от времени, с тех пор как она его узнала. Но у него всегда получалось запутать ее и заставить забыть об этом. До тех пор, пока несколько месяцев назад он не начал сильно интересоваться мной.

Остановившись, она несколько раз коротко вздохнула. Ее глаза остановились на Катсе, в них читалась неловкость.

– Я не знаю, зачем именно нужна ему. Ему всегда… очень нравилось общество девочек. А еще мы с мамой обнаружили у него другие странные привычки. Он любит резать зверей ножом. Он их пытает, долго держит живыми, а потом убивает. – Она кашлянула. – Не думаю, что он делает так только со зверями.

Вот она, доброта к детям и беззащитным созданиям, подумала Катса, борясь со слезами ярости. Всю свою жизнь она верила в образ Лека-добряка. Может, он и жертв тоже убеждает, что делает добро, пока режет их своими ножами?

– Он сказал маме, что хочет проводить со мной время наедине, – добавила Биттерблу. – Сказал, что пришло время получше узнать дочь. Он так злился, когда она отказалась. Даже ударил ее. Он пытался использовать Дар на мне, пытался заманить в свои клетки, но каждый раз, видя синяки на мамином лице, я вспоминала правду. Это рассеивало обман, совсем чуть-чуть, – и я вспоминала, что надо отказаться.

Значит, По был прав. Картина начинает проясняться. Лек, вероятно, многих обрек на смерть – тех, с кем стало слишком много проблем, потому что им причинили такую боль, что они начали догадываться об истине.

– И тогда он похитил дедушку, – сказала Биттерблу, – потому что знал, что мама любила его больше всех на свете. Сказал, что будет пытать дедушку, если она не согласится отдать меня. Сказал, что доставит его в Монси и убьет на наших глазах. Мы надеялись, что все это его обычная ложь. Но потом получили письма из Лионида о том, что дедушка и вправду пропал.

– Дедушку не пытали и не убили, – успокоил ее По. – Сейчас он в безопасности.

– Он мог бы просто забрать меня, – внезапно произнесла Биттерблу, и голос ее стал странно пронзительным. – У него есть целое войско, которое на все для него готово. Но он не стал. Это его… сумасшедшее терпение. Ему не хотелось нас заставлять – ему хотелось услышать, как мы сами согласимся.

Конечно, так удовольствие полнее, с яростью подумала Катса.

– Мы с мамой закрылись в ее покоях, – продолжала Биттерблу. – Какое-то время король нас не трогал. Нам доставляли еду, питье, воду и свежее белье. Но время от времени он говорил с нами через дверь. Пытался убедить маму выпустить меня. Иногда ему удавалось запутать меня. Иногда – ее. Он придумывал самые убедительные причины, почему я должна выйти, и нам все время приходилось напоминать себе о правде. Это было очень страшно.

По ее щеке скатилась слеза, и она заговорила очень быстро, словно больше не могла держать все это в себе:

– Он начал посылать нам зверей: изрезанных мышей, собак и кошек, они были еще живые, плакали, истекали кровью. Это был кошмар. А однажды мы заметили у девочки, которая приносила нам еду, кровавые порезы на лице, по три на каждой щеке. Были и другие, которых мы не видели. Ей было трудно идти. Когда мы спросили, что случилось, она сказала, что не помнит. Ей было столько же лет, сколько мне. – Она замолкла на мгновение, задыхаясь от слез, и вытерла щеку о плечо. – И тогда мама решила бежать. Мы связали вместе простыни и одеяла и вылезли в окно. Я думала, что не смогу спуститься от страха, но мама все время говорила со мной, пока мы спускались. – Она посмотрела в огонь. – Мама убила ножом стражника, и мы побежали в горы. Мы надеялись, король подумает, что мы отправились к морю по Портовой дороге, но на второе утро увидели, как за нами гонятся по полям. Мама попала ногой в лисью нору и подвернула лодыжку. Она не могла бежать и послала меня вперед, спрятаться в лесу.

Задыхаясь от гнева, девочка еще раз вытерла лицо, сжала кулаки и огромным усилием воли остановила поток слез.

– Если бы я только умела стрелять из лука, – горько добавила она, снова вцепившись в нож, лежавший на коленях. – Или умела драться с ножом. Может, я смогла бы убить отца еще тогда, когда все только началось.

– Кое-что уже не исправить, – заговорил По. – Но завтра я убью его, прежде чем он сделает еще что-нибудь ужасное.

Биттерблу вперила в него взгляд:

– Почему ты? Почему не она, если она сражается лучше?

– Дар Лека на мне не работает, – объяснил По. – А вот на Катсе – да. Это мы узнали сегодня, когда встретились с ним в поле. Убить его должен я, потому что он не может мной управлять и не может одурманить, как Катсу.

Он предложил Биттерблу перепела, нанизанного на палочку. Она взяла еду, не отрывая взгляда от По.

– Он потерял свою власть надо мной, это так, – сказала она, – потому что ударил маму. И потерял власть над ней, когда угрожал мне. Но почему его Дар не действует на тебя?