Полковник все так же стоял по струнке, хотя от неуемного страха у него даже уши трепетали — казалось так.
— Как там моя дорогая родная племянница, твоя нежная супруга Стелла? Прекрасно, конечно? О-о, отлично, отлично! Постой тут, пока я вернусь, мой грандхалле, и подбери мне из твоих людей самого толкового соглядатая, с верным глазом, верной рукой, ловкого, ходкого, малого ростом.
— Ясно, грандиссимохалле.
— Побудешь тут с Кадимой, поразмыслишь.
Зловеще похрустывали в глубине осторожные шаги, тягуче сползал по ступеням, прилипая к ним, блеклый свет, грузно шевелились тени, снизу наплывала, обволакивая, сырость, — по каменной винтовой лестнице, по уводящей вниз спирали спускался в подземелье великий маршал с великолепным факелом из красного дерева; через кривые, извилистые вырезы в земляной стене доносилось жевание — кто-то жестко, неумолимо перетирал что-то зубами. Хмур был маршал, сузив глаза, приглядывался к замысловатым линиям на глухой стене — что-то обозначали они, что-то изображали, вытягиваясь и переплетаясь змеями… В глубине едва приметно рыскал, тускнея, хилый свет, выявляя подземелье. Вязкой тяжелой жижей перетекала тень маршала по ступеням. Внизу, в преисподней, в разъятом черном провале, таился повелитель маршала; грандиссимохалле благоговейно, осторожно заглядывал в темную дыру, и оба улыбались: маршал — тускло, опасливо, а дыра — широко, темно, надменно, мрачно — одним своим глазом, единственным, колдовским, бессовестным глазом, требуя положенной дани — блестящего, веского, желтого… Маршал Бетанкур вытащил из кармана слитки золота, медленно опустил в дыру. И тотчас угрюмо закрылась мрачная пасть, а на той стороне во тьме тягуче растворились массивные двери. «Ты?» — спросил человек, не сводя глаз с круглой узкогорлой колбы. «Я, Ремихио». — «Одну минуту, — извинился засекреченный изобретатель, — заканчиваю сложный опыт». — «Давай продолжай, мой… — ласково дозволил маршал. — Главное, делу не повредить…»
Мигали огоньки бесчисленных спиртовок, свет их равнодушно вспыхивал и словно бы высекался в колбах и ретортах. За изящной ретортой с зеленой жидкостью наблюдал всекреченный в подземелье великий специалист Ремихио Даса. «Жидкость — что надо, грандиссимохалле, — прошептал он. — Одной десертной ложки хватит на сорок два мегалитра воды, пригубит ее человек — и готово, померкнет для него белый свет…» — «В самом деле? — просиял маршал. — Как ты получил ее?» — «Получить — давно получил, но я повышал ее губительную силу, на медленном огне вытягивал из нее все нужное, нивелируя некоторые ее свойства». — «Браво, ты достоин всяческой похвалы». — «К тому же дешево обходится, сырья в природе достаточно». — «О средствах не беспокойся, Ремихио, — едва слышно сказал маршал. Обе твари не отрывали глаз от реторты, шептались, не глядя друг на друга, и зеленая жидкость на легком огне колыхалась — словно и она шепталась с ними. — Ты только добивайся, получай свои замечательные составы, а денег получишь — сколько потребуешь по смете, не стесняйся, Ремихио, поскольку…» — «Смотрите, смотрите, — оборвал его великий изобретатель, — вот этот многогранный пузырь — верный признак завершения опыта».
Оба выпрямились — великий маршал и великий изобретатель, но Ремихио, даже вытянувшись во весь рост, казался съеженным, сморщенным, чисто выбритое лицо затягивала невидимая паутина — следствие злых помышлений; он чудно пошел к замусоленной куртке с вшитыми в подкладку орденами; нелепо задерживая ногу, он делал длинный выпад, с силой вздергивая колено и, подаваясь вперед, с того же боку выбрасывал следом напружиненную руку, а плечо пыталось опередить и руку и ногу — шагал словно стреножен был.
— В ту дыру, Ремихио, — спокойно сказал грандиссимохалле, глядя в выцветшие глаза изобретателя, — я и за тебя опустил дань. Отлично знаешь, кто нас кормит, и я желаю получить от тебя состав, который за сутки уничтожит в реке всю рыбу.
— Начисто? Навсегда?..
— Нет, погубить наличную…
— И только-то! — Ремихио усмехнулся, но тут же нахмурился, потерся спиной о шкаф — чесалась спина. — Это ерунда, проще простого. Пропущу вот эту жидкость через ртутные пары, и она будет постепенно растворяться в воде, грандиссимохалле, до самых нижних слоев.
— Отлично, сейчас и приготовь, — приказал маршал и подумал: «Чего не добился бы адмирал Цицка со всем своим флотом, он добьется один — своим талантом. Вот это умение, вот это дело — верное, незримое… Однако и Грег Рикио нужен… Поразительно! Чего стоит, казалось бы, мазня Грега Рикио, какой от нее прок, и все же… Поди же — и он нужен! Глупа, наивна чернь!..
И сказал тихо, с уважением и надеждой:
— Не забудет тебя народ, Ремихио Даса.
Мануэло недвижно стоял на верхушке дерева — невольный свидетель невиданной игры.