— Не возражаю. Отпустим этого человека, проворным кажется парнем, — ласково молвил великий маршал. — Но разве не видишь, с каким омерзеньем смотрит он на тебя, сынок. Думаешь, проведешь его, уговоришь выполнить поручение?
— Как-нибудь умаслю, грандиссимохалле, много ли нужно дуралею…
— Как знаешь.
— И еще одно последнее условие, маршал. Как уговорю его, все вместе, вчетвером, пойдем в вашу конюшню, пусть он сам выберет скакуна, потом откройте ему городские ворота, а минут через десять после того, как он умчится, я буду ваш, грандиссимохалле, с головы до пят, — его и ветер не настигнет тогда. Да, верните ему мачетэ.
Это условие явно не понравилось маршалу и полковнику, оба нахмурились.
— Если б не верил вам и не уважал, попросил бы еще хорошего голубя отправить с ним в Канудос и не выдал бы вам тайны, пока голубь не вернулся б. Но я уверен, доберется он до Канудоса, не задержать его вашим разиням у каатинги, у него ум весь в руках и ногах, грандиссимохалле.
— Нет, нет, сначала он…
— Молчать! — грубо оборвал маршал и повернулся к Мануэло: — Не будем терять времени, сынок, отправим с ним и голубя.
— Ни к чему, больше времени потеряем, грандиссимохалле. — Мануэло Коста усмехнулся: — Думаете, не понимаю, его убьете, а голубя немного спустя пошлете назад, будто из Канудоса летит. Нет, ничего у вас не выйдет. Вы у меня на глазах развяжете ему руки, когда отпустите, и если даже настигнут его в пути и даже смертельно ранят, он все равно успеет оторвать голову вашему голубю, хале… извините… грандиссимохалле. А мы тут зря прождем голубя назад.
Молчали великий маршал и полковник.
— Не пойму вас! — воскликнул Мануэло. — Ради важной тайны одним олухом поступиться не хотите, одного дурака жалко выпустить из рук, а на кой он вам! Возьмете Канудос, и опять угодит в ваши лапы, куда денется, вернете себе и его, и коня.
— Когда он вернется в этот ваш город один, там сразу смекнут, что тайный ход недолго останется тайным, и усилят охрану у выхода, — вскипел полковник Сезар. — И десяток ваших людей запросто перебьют всех наших солдат, будь их хоть тысяча, поодиночке перестреляют, высунуться из хода не дадут.
Соображение полковника показалось маршалу веским, он испытующе уставился на Мануэло.
— Мне ли вас учить, полковник?! — повысил голос и Мануэло, — Подползете ночью к каатинге и дадите по ней залп из всех тысяч ружей, каатинга пули не задержит, как вам известно, и перестреляете охрану; к тому же ход не такой узкий, как вы думаете, шесть всадников проедут рядом. Займете выход и цельтесь в кану-досцев — ружей у вас нет или стрелять не умеете? Один залп — и конец им.
Грандиссимохалле молчал.
— Ладно, не хотите — не надо, — сказал Мануэло, обращаясь к маршалу. — Давайте приступайте к вашим пыткам. От него, — он указал на Зе, — не то что слова, звука не услышите — отлично знаю, но и себя тоже знаю, как бы ни замучили, ничего не услышите, ничего, мой хале. Да, я сказал вам, что хочу избежать пыток, и думал, сговоримся, пожалеете мою семью, — это ж сущий пустяк для вас. Не хотите — не надо, посмотрим, какую тайну выколотите из меня, если доведете до отчаяния. — Мануэло яростно сверкнул глазами. — А что мне плевать на пытки, убедитесь сейчас — Мануэло перегнулся вбок, к сваленным в кресле орудиям пытки, и, приладившись, схватил стянутой цепью рукой какую-то железку, содрал со среднего пальца другой руки ноготь. — Нате глядите!
Презренье в глазах связанного Зе сменилось изумлением, но полковник и великий маршал все еще колебались.
— Чего стоите, Чикопотамо? — Мануэло гордо выпрямился. — Зовите палачей. Посмотрим, много ли добьетесь пытками, ждите — на серебряном подносе преподнесу тайну…
«Выпустить канудосца из застенка живым, невредимым! — Где слыхано — отпускать врага! Что я, дурак… — рассуждал маршал Эдмондо Бетанкур. — Но тайный проход под каатингой… Может, яд замедленного действия, нет… не выйдет — в рот ничего не берут… Неужели этому болтуну не развяжем языка? Поверить, что под пытками будет молчать? Кажется, тертый калач… Да, похоже, ничего не скажет, — не моргнув, вырвал себе ноготь… А этот связанный, видно, почище него… Но отпустить его в Канудос! Да еще оружие вернуть!»
— Думайте, думайте, великий маршал, — насмешливо улыбнулся Мануэло, — пока вы сомневаетесь, прикидываете в уме, теряете время, там, в Канудосе, веселятся. Знаете, как мы умеем проводить время — песни поем, стихи читаем, в реке купаемся, если охота, по вечерам на гитаре играем, пляшем, барабан рокочет…
У Бетанкура потемнело в глазах.