Безмолвно, стиснув губы, смотрел Мануэло Коста.
— Здесь плохо, разумеется, и все причиняет глазам… э-э… глазу… боль, но мы тут из-за твоего упрямства… Однако, если захочешь и поведешь себя хорошо, сохраню тебе второй глаз, а поврежденные места залечат мои искусные врачи… Где ход?
Не шатался больше Мануэло, окаменел, каждый мускул в нем окаменел, лишь кровь текла.
— Если не веришь в преимущество обладания глазом, дам прогуляться в моем парке, там великолепные насаждения, очищающие воздух, сведущие в своем деле садовники старательно ухаживают за ними — они истинные друзья природы. Любишь природу? Скажи только, где подземный ход, и я дам тебе обозреть ее. Впрочем, если хочешь, сначала природу осмотри, потом скажешь, где ход.
Повернулся к двери Мануэло, ступил шаг. Два палача тотчас преградили ему путь, но маршал Бетанкур бодро воскликнул:
— Не мешайте, разве предосудительно желание увидеть мой великолепный парк?! — и последовал за Мануэло. — Сюда вот иди… Теперь туда… так. Теперь поднимайся по этой лестнице. Семью одиннадцать — двадцать четыре… Отоприте двери… Теперь сюда…
Вдоль стены двигался Мануэло Коста, чтобы не упасть, только силой воли продвигал вперед истерзанное тело, вся другая сила иссякла в нем.' Солнце ударило ему в единственный глаз, и, невольно наклонив голову, он увидел подстриженную траву, чуть дальше — подстриженные кусты, помрачнел — не выносил насилия над природой. Спотыкаясь, направился к высокому дереву, кое-как поднял к ветке руку с перебитыми пальцами.
— О, на дерево хочет забраться, — догадался Бетанкур. — Весьма разумно, сверху во всей полноте обозримы красивые пейзажи. Помогите ему… Смотрите, чтоб не свалился.
Четыре палача поднимали Мануэло на высокий платан, иногда он терял сознание, и тогда его передавали друг другу. Листья влажно блестели от прошедшего дождя, могучий ствол становился все тоньше и вверху едва выдерживал тяжесть пяти человек, и уже двое поднимали Мануэло, а у самой макушки он один занес ногу на тонкую ветку, выпрямился, прижался к стволу, изнуренный; искалеченные пальцы не могли помочь, и он локтями обхватил ствол, припал к нему. На верхушке стоял Мануэло и одним глазом неторопливо, пристально озирал по очереди все четыре стороны света; многое было видно, много чего впитал глаз и насытился наконец. Мелькнуло искушение — кинуться вниз, с такой высоты не долетел бы до земли живым, не в силах был снова вернуться назад, однако тут же поборол соблазн — во-первых, это представило бы его трусом, а во-вторых, он должен был сказать маршалу последнее слово. Еще раз окинул мир с высоты, поднял глаз к небу.
Медленно спустился Мануэло, из рук в руки передавали его палачи, и коснулся наконец земли ногами — пальцами с вырванными ногтями… и зашатался, но и на этот раз устоял, расставил ноги, расправил плечи.
— Где ход?.. — великий маршал сгорал от нетерпения. — Уйму денег получишь, если…
— А теперь можешь вырвать и второй глаз, — ликуя, оборвал его Мануэло, вскинул голову. — Я все запомнил.
Мануэло Коста был первым из пяти избранных, ставший великим канудосцем.
ТРЕЩИНА