Одарю тебя трижды

— Почем ты знаешь, что нас двое?

— Знаю!

— Почем ты знаешь?! Чей он человек, если знаешь?

— Знаю, маршала Бетанкура.

— Кто тебе сказал?..

— Откуда я знаю… Кто-то постучался по пятому способу, как вы, и сказал.

— Кто он был?

— Как думаешь, без маски был он в этот час?

— Нет, что ты!

Брат Александро!

Едва вошли в указанную комнату, послышался сильный удар.

— Ой, хале! И тут у вас свой человек! Чего не сказали, что вас охраняют! Все зубы выбил мне, — заскулил Чичио. — Не могли сказать, хале? Какого дьявола стал бы во второй раз рисковать, не дурак же… Нельзя так, хале. Дайте хоть драхму…

— Завтра получишь, — сказал Доменико. — Ступай, оставь меня.

— Да, забыл, хале, не угодно ли хорошую девку — утреннюю девку?..

— Убирайся!

— Вот ключи, хале, запритесь и щеколду накиньте, хале. Если с тобой случится что, с нас шкуру сдерут, наверно.

Один был Доменико. Лежал на постели в тщательно запертой комнате. Не снял ни накидки-щита, ни маски, лицо повлажнело. Совсем один был тут и все равно ощущал кого-то, во тьме различил на потолке пятно — бесформенное, неопределенное, один был и все же знал — кто-то любил его! Нет, не брат Александро, и не сам Александро, кто-то совсем другой…

Вот и Камора…

После двухдневной езды ломило затылок, но уснуть все равно не мог.

И оказалось, в Каморе тоже был ночной страж, но не забитый и запуганный, как Леопольдино, — ах, как уверенно, как энергично прогремело внезапно:

«Трии часа ноочи, и все гениииааальнооооо!»

КАМОРА

ЗНАКОМСТВА

К рассвету из тьмы безликой серой массой проступал город Камора.

На зарешеченных окнах настороженно шевелились шторы в изящно обшитых дырочках. Для боязливых горожан эти дырочки-глазки поистине были спасением — через них просматривали улицу, и злодей, притаившийся возле дома, бывал обнаружен. В сером полумраке поблескивали еще не озаренные солнцем мрачные стены — из мрамора были дома в Каморе. Прочно запертые двери с угрюмыми кольцами для стука надежно укрывали недоступное чужому глазу добро — лишь большие пушистые ковры вывешивались высоко на балконах. По улицам грузно шагал долговязый страж ночи, спесивый Каэтано, — в железных доспехах, в железной клетке, высунув из нее одетую железом же руку с ножом. Вытянув сдавленную железной маской шею, грозно посматривал он по сторонам, поднося время от времени часы к щелочкам в маске. Где-то вспискивала вспугнутая птица, друг за другом подавали голос петухи. Воздух напитан был чем-то омерзительно приторным. Этот же неясный запах наполнял и комнату. Доменико ворочался в постели — что-то знакомо и раздражающе липло поцелуем к губам, противным духом забиралось в глотку, потом клейко расплылось по шее. Тревожно открыл глаза, пощупал губы, нос — из обеих ноздрей текла кровь. Вскочил, ошалело глянул на грудь, и кровь закапала на пол. Он поспешно лег, откинул голову, взгляд невольно уперся в потолок — там темнело пятно, давнее, знакомое… Немного погодя снова встал, поискал на столе липкими руками кувшин, смочил платок и, приложив к носу, прилег. Вот и Камора… Что ждало его тут?..

Повел глазами в сторону окна. Сквозь множество щелок в шторе узкими ножевыми ранами врезался утренний свет, и угрюмая тишина, всколыхнувшись, трепетала в косых полосках. Что ждет его здесь?.. Зубчатый нож в живот? А может, удар в спину, леденящий, обжигающий, или в горло — и разом хлестнет кровь, зальет впадинку у ключиц, заструится по ребрам — и он повалится, закатит глаза и будет валяться та-ак… Сорвался с постели, приник глазом к глазку в шторе — но пустынна, безмолвна была улица, только в доме напротив шевельнулась тень за шторой. Отошел, прижался к стене — обезопасить хотя бы спину и затылок, со страхом глянул на ржаво запятнанную подушку и с надеждой безотчетно вскинул взор на хранивший его потолок, но не успел различить пятно, как услышал уверенно резкое: «Восемь часов утррраа, и всеее геее-ниааальноооо…» Что-то коротко зазвенело, зазвякало, и весь мраморный город сразу наполнился шумом, но явно не таящим угрозы; он снова выглянул на улицу — всюду открывались окна, из дома напротив беспечно вышел мужчина — с виду совсем обычный, человек как человек, даже жевал на ходу. На балконе соседнего дома женщина, повязав голову косынкой, истово выбивала ковер. Глухие удары доносились отовсюду, — видимо, многие выколачивали ковры. И он уже доверился было мирным звукам, успокоился, как вдруг постучали.

Разом вспомнил, где был. Не отрываясь от стены, подобрался к двери, спросил шепотом:

— Кто там?

Ему казалось — крошился он весь, и каждая крупица его существа терзалась отдельно.

Из-за двери кто-то шепотом же спросил:

— Не спишь? Проснулся?!

— Да, кто ты?..

Гость и хозяин перешептывались, с двух сторон припав к запертой двери.

— Я это, я…

— Кто — ты…

— Как, по-твоему, — кто! — взвился голос за дверью и тут же таинственно понизился: — Девку не хочешь?

— Что?! — растерялся Доменико.

Помолчав, человек нетерпеливо повторил:

— Утренней девки не хочешь, хале?

— Скажи, наконец, кто ты…