Одд и ледяные великаны

– Локи, – мягко проговорил лис. – Побратим богов. Умнейший, сметливейший, самый толковый из всех обитателей Асгарда, ну, или так утверждает молва…

– Умнейший? – хмыкнул медведь.

– Ты бы тоже купился. Любой бы купился, – сказал лис.

– Купился на что? – спросил Одд.

Вспышка зеленых глаз, тяжкий вздох, и лис начал рассказ:

– Я тебе расскажу. И ты сам убедишься. Такое может случиться с каждым. Итак, Асгард. Обитель могущественных. Небесный град, окруженный неприступной стеной, которую построил для нас ледяной великан. Кстати замечу, что только моими стараниями нам не пришлось отдавать великану плату, каковая была непомерно высокой.

– Фрейя, – сказал медведь. – Великан хотел Фрейю, прекраснейшую из богинь. Естественно, за исключением Сиф, моей возлюбленной супруги. И еще он хотел солнце и луну.

– Если ты перебьешь меня еще раз, – сказал лис, – еще хоть раз, я не просто не стану рассказывать, а уйду восвояси, и вы двое справляйтесь тут сами.

– Да, но… – начал было медведь.

– Ни слова больше.

Медведь замолчал.

– В большом зале Одина, – продолжил лис, – пировали все боги. Пили хмельной мед, вкушали яства и рассказывали истории. Они пили и похвалялись своими подвигами, дрались, и вновь похвалялись, и пили всю ночь до утра. Женщины давно ушли спать, и огни в большом зале уже догорали, и боги храпели, упившись, прямо за пиршественным столом. Даже великий Один заснул на своем высоком троне, его единственный глаз закрылся, сморенный дремой. Однако был среди богов один, кто съел и выпил поболее всех остальных и все же остался тверезым и бодрым. То был я, Локи, именуемый также Ходящим по небу, и я не был ни сонным, ни пьяным, даже ни капли не захмелел…

Медведь недоверчиво хмыкнул. Лис возмущенно взглянул на него.

– Я же сказал: одно слово…

– Это было не слово, – сказал медведь. – Просто звук. Итак, ты не был пьян.

– Вот именно. Не был. И вот, трезвый и бодрый, я пошел прогуляться. В своих башмаках, что ходят по воздуху, как по земле, легко взошел я на стену, окружающую Асгард, и заглянул на ту сторону, и в лунном свете узрел девицу, краше которой нет в целом свете. Она стояла под самой стеной и смотрела прямо на меня. Кожа как сливки, волосы – золото, губы, плечи… само совершенство. И голосом нежным, как звон струн арфы, она обратилась ко мне. «Здравствуй, отважный воин», – сказала она.

«Здравствуй и ты, – сказал я. – Здравствуй, прекраснейшее из созданий». Тут она рассмеялась мелодичным смехом, ее глаза заблестели, и было понятно, что я ей понравился. «И что же юная дева столь неотразимого очарования бродит одна глухой ночью, когда вокруг рыщут волки и тролли, а может, и что похуже? Позволь предложить тебе гостеприимство – гостеприимство Локи, величайшего и мудрейшего из властелинов Асгарда. Ты войдешь в мой дом почетной гостьей и ни в чем не будешь знать отказа!»

«Я не могу принять твое приглашение, о, храбрейший из храбрых, пригожий и статный, – сказала она. В лунном свете ее глаза сверкали, как два сапфира. – Ибо хоть ты высок, и могуч, и безмерно хорош собой, я обещала отцу – царю дальних земель, – что отдам свое сердце и подарю поцелуи лишь тому, кто владеет одной вещицей».

«И что же это за вещь?» – спросил я, полный решимости добыть ей все, что бы она ни назвала.

«Мьёльнир, – молвила дева. – Молот Тора».

Ха! Замешкавшись лишь для того, чтобы сказать ей, мол, я сейчас, никуда не уходи, я помчался, быстрый, как ветер, обратно в пиршественный зал. Там все спали, а кто не спал, был так пьян, что все равно ничего бы не понял. Тор храпел в пьяном ступоре, лицом в чаше с остатками мясной подливы, и молот висел у него на поясе. Только проворные пальцы Локи, ловкого и хитроумного, могли стащить молот, не разбудив Тора…

Тут медведь издал грозный гортанный рык. Лис на миг задержал на нем яростный взгляд и продолжил:

– Ух и тяжелый он был, этот молот. Ты даже не представляешь. Весил как небольшая гора. Только Тору под силу ворочать такие тяжести. Но не зря же я гений смекалки. Я снял свои башмаки, которые, как я уже говорил, ходят по воздуху, как по земле, и привязал их: один – к рукояти, другой – к бойку. Потом щелкнул пальцами, и молот сам полетел следом за мной.

На сей раз я помчался к воротам Асгарда. Снял засовы и вышел наружу. В сопровождении – надо ли уточнять? – молота Тора.

Дева была у ворот. Она сидела на камне и горько плакала.

«Почему ты плачешь, о, прекраснейшая из прекрасных?» – спросил я.

Она подняла залитое слезами лицо. «Я плачу потому, что едва я узрела тебя, такого пригожего и благородного господина, я поняла, что уже никогда не смогу полюбить другого. И все же судьбой мне назначено отдать свое сердце и ласку лишь тому, кто даст мне прикоснуться к молоту Тора».

Я погладил ее по холодной и мокрой щеке. «Не плачь, – сказал я. – И узри… молот Тора!»

Дева вмиг перестала рыдать и, протянув свои нежные хрупкие руки, крепко схватилась за молот. Я рассчитывал, что позабавлюсь с девицей и успею вернуть молот Тору еще прежде, чем тот проснется. Но уже надо было бы поторопиться.