Одд к Ключ времени

У орков были свои причины на то, почему все вышло именно так и этот путь оказался свободен: они околачивались в боковых норах, старательно избегая главного тоннеля, ведущего в резиденцию правителя. От него все старались держаться как можно дальше, чтобы случайно не попасться на глаза Харкану или его ближайшим прислужникам. Теперь орки стягивались туда, как песок в воронку, невольно приближая друзей к главной цели их путешествия.

Итогом этого марафона стала зверская одышка у большинства орков и разбитый нос Крокка, запнувшегося о какой-то камень на выходе.

– Ощщ… – прошипел он, зажимая ладонью нос. – Я фломав ноф.

Крики и топот сзади стали какими-то другими: эхо словно металось под огромным куполом, не находя ухо, в которое бы влететь.

– Стойте! – крик Одда многократно повторился, отскакивая от стен подозрительным «ойте-ойте».

В горячке бега они даже не заметили, как оказались в пещере Харкана, вбежав в нее через один из десятка каменных рукавов. Конкретно этот использовался для ежегодных факельных шествий в день рождения правителя и всегда заканчивался торжественным сжиганием кого-нибудь из особенно ему насоливших за прошедший год. Он считал, что это лучший способ взбодрить команду – так сказать, добавить огонька в работу.

Одд осмотрелся вокруг. Этого вокруг было настолько много, что он не сразу различил фигурку на остром, как осколок стекла, утесе с другой стороны озера. Властелин подземелий стоял на его вершине в черном плаще с красным подбоем, опираясь на широкую зазубренную рапиру – вылитый опереточный злодей с потрепанным реквизитом.

Харкан молча взирал на них с высоты каменной глыбы, словно ожидая какого-то сигнала. И вот в пещеру вбежал первый орк – тот самый Однорукий, что так досадил Крокку. Несмотря на увечья, он был крайне проворен и сейчас, ощерившись, мгновенно оценил обстановку.

Рапира в руке Харкана прочертила широкую дугу и указала на четверых пришельцев:

– Взять их! – ревом разнеслось по пещере.

В эту секунду Однорукий уже бежал по направлению к Одду, нисколько не сомневаясь, что он и есть главный бунтовщик.

Одд, Крокк и Клюпп кинулись через узкий мостик через впадавший в озеро ручей, бивший из стены, в то время как Лишайник преградил путь беснующейся толпе.

Он размахивал огромными руками, расчищая пространство перед собой словно лопатами для уборки снега. Швыхх!.. Пятеро смятых, как конфетная обертка, тварей скатились к воде. Швыхх!.. Еще трое отлетели назад ко входу в пещеру, опрокинув веще с десяток. Швыхх!.. Швыхх!.. Швыхх!..

Как ни был силен Лишайник, но справляться с такой оравой долго он был не в силах. На шею и ручищи гиганта полетели веревочные петли. Ноги подсекли брошенные орками цепи. Могучий, но неповоротливый, как жук, окруженный муравьями, он с грохотом завалился на бок, в щепки раскрошив стоявший у ручья Малый Обеденный стол Харкана, где тот обычно обедал в одиночестве. Большой находился на другом конце залы и предназначался для Торжественного Чаепития В Присутствии Придворных.

Трое друзей, оторвавшись благодаря троллю, бежали вдоль кромки воды, рассчитывая добраться до Харкана прежде, чем их убьют орки. Не меньше сотни тварей сейчас лезло по головам друг друга, вереща и страшно мешая друг другу, пытаясь забраться на узкий мост. Те, что держали Лишайника, оттаскивали его к стене и крепили цепи к ржавым железным кольцам.

При всем царящем в пещере беспорядке чувствовалось, что толпой этой кто-то руководит – и это вовсе не изрыгающая проклятья фигурка на каменном возвышении…

Однорукий посмотрел поверх своего воинства с груди распростертого на полу тролля и приставил к губам мятый, не чищенный от сотворения рожок. По его сигналу море уродливых голов прекратило волнение и, ворча под нос, затопало строем, нагоняя друзей, уже подбегающих к утесу, на котором стоял близкий к истерике Харкан. Сказать вернее, более или менее подбегавших: Крокк никак не мог унять льющую из разбитого носа кровь и отстал, замешкавшись с какой-то тряпицей, а Клюпп бегал так, что вполне мог посоревноваться в медлительности со скучающим броненосцем.

Вырвавшись далеко вперед, Одд влетел на ступени лестницы, ведущей к Харкану, который уже прекратил свой спектакль и теперь повернулся к нему лицом, стоя неподвижно и источая угрозу, подобно приготовившейся к прыжку кобре. Общее впечатление портили только торчащие из-под плаща ноги с пятнами застарелого лишая – мечта одержимого дерматолога. Говорят, это бывает от излишней злости. Да и мыться стоило бы почаще…

Перед глазами Одда, несущегося через две ступени, мелькнули полы черного с подбоем плаща (и, конечно, те знаменитые ноги), блеснула отведенная для удара рапира, и… Он вдруг оказался один на пустой каменной площадке, с разбегу, едва не свалившись с ее края в смолянисто-черное, гладкое, как стекло, озеро. По его поверхности от берега споро скользила узкая лодка с двумя дюжими гребцами.