Одержимая

А Ри все ждала, не двигаясь, в полумраке коридора напоминая не живого человека, а изящную мраморную статую. Когда двери судебной залы наконец распахнулись, и толпа журналистов вывалилась в коридор, морально она была практически опустошена. Живот болел все сильнее, и последние полчаса ее немного тошнило, но уйти, пусть даже в туалет, для нее было равносильно предательству. Взволнованно стиснув руки в кулак, Марина поднялась с места, а затем окаменела.

Следом за представителями местных газетенок, свободный и счастливый, вышел Климов. Он самодовольно улыбнулся ей, всем своим видом демонстрируя победу денег над справедливостью. Прямо за ним, недовольно нахмурившись, к выходу быстро пробирался Максим, пытаясь не дать ей совершить очередную ошибку. Но не успевал. Слишком долго в ней копилась эта ненависть и боль, и взрыв был сильнее извержения любого вулкана.

– Я убью тебя! Ты мразь, недостойная того, чтобы жить! – Ри отчаянно набросилась на Климова, безуспешно стараясь впиться ноготками в холеную наглую рожу. Она захлебывалась яростными криками, тонула в приступе дикой злости, не замечая ничего вокруг, кроме человека, сломавшего ее жизнь. – Сдохнешь! Клянусь тебе ты сдохнешь!

Станислав резко и с силой отбросил ее от себя. Вокруг щёлкали фотокамеры, словно прожекторами, освещая эту сцену вспышками – журналистам нужна была сенсация, они жаждали скандала. И сейчас наслаждались каждой минутой неравной схватки. Марина пушинкой отлетела к стене, неловко ударившись о ряд кресел. Однако подобно раненному зверю была готова снова ринуться в бой, пока своими руками не разорвет глотку противника. Но на следующий рывок ее не хватило.

Острая резкая боль в животе скрутила ее пополам, заставив хватать воздух побелевшими губами. Голова кружилась, перед глазами плыло. Словно сквозь вату, она слышала, как отчаянно Максим зовет ее, пытаясь пробиться сквозь толпу стервятников. Он подхватил ее, не дав сползти на грязный, заплеванный пол. Никогда до этой минуты Ри не видела в глазах уравновешенного и спокойного Макса столько беспомощной паники.

– Мариш, Мариш, все будет хорошо. Держись. Скорую! Немедленно вызывайте скорую!

Он лихорадочно переводил взгляд с лица на ее ноги, и почему-то это было так мило, что она попыталась ободряюще улыбнуться. Ей уже не было больно, наоборот, она ничего не чувствовала ниже пояса. Марина провела рукой по своей ноге, пытаясь почувствовать свое тело полностью, и неожиданно наткнулась на липкую влагу. Она опустила голову и с удивлением поняла, что кончики пальцев окрашены в красный цвет.

Кровью, которая тонкими струйками, стекала по ее бедрам…

Глава 20.

27 июля 2014 года.

Жара была невыносима. Даже в тени столбик термометра не опускался ниже тридцати градусов по Цельсию. И это только в тени. Выходить на солнце раньше шести часов вечера никому не хотелось, поэтому, когда серебристое такси остановилось у подъезда, во дворе никого не было. Но так было лучше. Никто горестно не качал головой вслед Марине, никто не отводил сочувственных взглядов, и уж точно никто жадно не пялился на нее, высматривая мелкие детали, которые можно долго обсуждать с подругами за бокалом вина.

Она прекрасно понимала, как выглядит, но за прошедший месяц жалости ей было достаточно. Ри подхватила легкую сумку с заднего сиденья и медленно направилась в сторону дома. Последний раз она была здесь в день суда, когда еще была надежда на хоть какой-то свет в будущем. Теперь же вокруг нее была тьма. На том проклятом заседании ее лишили не только справедливости, она потеряла последний смысл жизни, который могла найти. Марина потеряла ребенка.

Выкидыш из-за сильного эмоционального расстройства. Скупой медицинский диагноз, две недели в больнице, наполненные нелепыми попытками найти повод жить дальше, а затем еще столько же времени она провела у Тамары. Диана искренне звала ее к ним с Максимом, но несмотря на то, что она любила сестру, Ри было невыносимо больно смотреть на ее округлый животик. И постоянно думать о том, что у нее тоже мог быть сын или дочка от Алекса. Но она потеряла ребенка.

Все вокруг сочувственно улыбались, говорили, что это не ее вина, что она сможет родить. Но чуть позже, когда восстановится. И никто из медсестер не понимал, что ей нужен был именно этот малыш. Что от другого ей не надо. Что это полностью ее, Марины, вина. Она ушла в себя, она отказывалась от еды, она убивала себя, желая умереть, чтобы не оставаться без Алекса. Как можно было пропустить такие симптомы? Ее же тошнило от резких запахов! Да у нее месячные последний раз были в начале апреля! Но ее горе затмило собой все вокруг, и выкидыш только ее вина.