Одержимая

Медленно, еле передвигаясь, Марина поднялась по бесконечным лестницам и подошла к знакомой металлической двери. Квартира встретила ее горячей затхлостью, с июня здесь никто не появлялся, скорее всего заезжала Тома за ее вещами и все. Сумка с грохотом выпала из ослабевших пальцев, но Ри не заметила этого. Она рассеянно окинула взглядом прихожую, прежде чем обойти все комнаты. Нужно открыть окна? Включить кондиционер? Затеять уборку? Что ей нужно сделать, чтобы захотеть жить теперь, когда не осталось ничего?

Ее жизнь разлетелась тысячью осколков, но все вокруг оставалось точно таким же, как и раньше. Чашка из-под кофе на кухонном столе – у нее не дошли руки ее вымыть в день суда, слишком нервничала. Наверное, хорошо, что она тем утром не стала ничего готовить. В такую жару любая еда испортится за пару дней, и сейчас в квартире было бы не продохнуть от вони. Ри механически открыла холодильник и оглядела пустые полки. В принципе, готовить просто было не из чего ни тогда, ни сейчас, но сегодня ее это волновало еще меньше, чем месяц назад.

Она вернулась в прихожую, чтобы достать из сумки икону среднего размера и маленький пузырек из белого пластика. Марина прошла в спальню, где небрежно поставила резной образ на туалетный столик, прислонив к зеркалу. Скорбный лик Христа печально смотрел на нее, словно выражая безмолвную поддержку и сочувствие. Ри опустилась на кровать, пристально разглядывая его, словно пытаясь найти какое-то откровение.

– Последние три месяца я постоянно слышу, что на все воля Божья. Что мне нужно смириться, ведь пути Господа неисповедимы. А я просто хочу услышать ответ на один просто вопрос. Почему он? Что он сделал такого плохого, что оказался недостойным жить? Почему этот обдолбанный подонок Мика жив, почему богатенький папенькин сыночек жив, а моего Алекса нет? Климов продолжает пить и трахать шлюх по клубам и квартирам, а мой любимый разлагается под землей? Я просыпаюсь утром, и представляю это. Представляешь, первое, о чем я думаю, это о степени разложения человека, который был для меня всем. Может быть, Алекс должен совершить что-то настолько страшное, что Ты решил его убить? Так объясни мне! Может хоть так мне станет легче! Или Ты наказываешь не его? Ты хотел наказать меня? Тогда пусть умерла бы я! Понимаешь, он был особенным, он был самым лучшим мужчиной в мире! Это я должна была умереть вместо него. Клянусь, я приняла бы любую смерть, даже самую мучительную, с улыбкой, если это спасло бы его… Господи, верни мне его… Сделай так, чтобы это все оказалось страшным сном. Я уйду в монастырь, я сделаю все, что Ты хочешь, лишь бы он был жив.

Марина замолчала, слабо всхлипывая. Икона плыла перед глазами и расплывалась от пелены слез. Мертвая тишина в квартире была ответом на ее горячую молитву. Разум ее понимал, что ни одна молитва ни одному богу не даст ей желаемого. Но боль, раздиравшая ее изнутри, искала выход, пусть даже в нелепом обращении к молчаливому и строгому богу.

– Ну что ж… Я и не ждала от Тебя ответа. Не страшно. У меня есть запасной вариант. – Она вытряхнула содержимое пузырька себе на ладонь. Тринадцать маленьких белых таблеток, украденных из больницы, когда персонал думал, что пациентка обессиленная спит. Ри закинула их в рот и слегка поморщившись проглотила, не запивая, не обращая внимания на то, как они царапают сухое горло. Затем она легла на кровать, завернувшись в одеяло, которое практически неуловимо, но все еще пахло парфюмом Алекса. – Ничего, любимый. Мы скоро будем вместе.

Сон уже укутывал ее пушистым облаком. Ей было так хорошо, как она не чувствовала себя очень давно. И внезапно резкий лязгающий звук полоснул тишину, вынудив Ри открыть сонные глаза. Ее расфокусированный взгляд сначала уперся в связку ключей, валявшуюся на полу, и только потом она заметила женские ноги в аккуратных белых кроссовках. Марина приподняла голову и увидела побелевшую от страха Тамару, стоявшую у кровати. Даже сквозь лекарственный дурман было видно, как дрожали ее пальцы.

– Мариша… Что же ты наделала?!

Ри в ответ только слабо улыбнулась и откинулась на подушки. Они все поймут, должны понять, как невыносимо ей жить в мире, где больше нет Алекса. Она хочет к нему, туда где нет боли и пустоты, туда, где они снова будут вместе. Забытье накатывало мягкими волнами, убаюкивало и подхватывало, позволяя наконец отпустить свои чувства.

Внезапный рывок и удар заставил ее недовольно пробормотать проклятье и снова открыть глаза. Только сейчас вместо мягко матраса она лежала на твердом полу. Ри не успела ничему удивиться, как ее буквально потащило из комнаты – сцепив зубы, Тома решительно волокла ее в сторону ванной комнаты. Действие снотворного не давало активно сопротивляться, и можно было бы снова закрыть глаза, однако ее тащили настолько неаккуратно, что расслабленное тело постоянно врезалось в мебель и двери. Ощутимые укусы боли прогоняли сонливость, вынуждая оставаться в сознании.