Одержимость

Я опустила глаза, не позволяя себе закончить фразу, не позволяя произнести это слово.

— Лорел, только ты, я и тот, кто его убил, знаем о его судьбе. Если кто-то в этом учреждении знает, что он мертв, этот человек либо убил его, либо приказал убить.

Сделав глоток кофе, я встала. Стала мерить шагами цемент, мои ноги были в носках.

— Как ты можешь обсуждать это так небрежно?

Когда я обернулась, Кадер был прямо передо мной, чем заставил меня остановиться. Он потянулся к моему подбородку и перевел мой взгляд с его груди на яркие зеленые глаза.

— Я думал об этом. Их текущее предположение — твой лучший вариант.

— О чем ты?

— Кто-то думает, что вы сбежали вдвоем. Я бы предположил, что они не захотят обнародовать эту теорию без доказательств. Их отвлекающий маневр даст нам время убраться отсюда.

— Убраться отсюда?

В моем голосе прозвучала паника.

— Да, убраться. Этот подвал безопасен, но мы не можем оставаться здесь бесконечно. Кто-то заплатил мне, чтобы я убил тебя. Этот кто-то все еще там. У меня дома компьютерное оборудование гораздо лучше. Я живу у черта на куличках. Там тебя никто не увидит. Ты сможешь выйти наружу и не быть запертой под землей.

Сморщив нос, я слушала.

— Я могу выйти наружу? — Мои руки, теперь сжатые в кулаки, уперлись в бедра, когда я сделала шаг в сторону от его прикосновения. — Я что, чертов щенок? На кону работа всей моей жизни. Выходить на улицу играть — не моя забота.

Кадер глубоко вздохнул, провел ладонью по волосам и сделал полный круг. Его бицепс под футболкой напрягся.

— Лорел. — Его тон стал жестче. — Просто чтобы нам было ясно: то, что я сказал об уходе, не было началом обсуждения и не было просьбой о твоем мнении. Ты со мной. Мы убираемся отсюда к чертовой матери, пока не поздно. — Он подошел ближе и потянулся к моим плечам, снова заставляя меня поднять подбородок, чтобы поддерживать зрительный контакт. — Тело Рассела не будет найдено или опознано. Это очень плохо, потому что без улик его убийцу тоже никогда не поймают. И есть шанс, что, если я не закончу свою работу, тот же самый человек придет за тобой. — Отпустив мои плечи, он продолжил: — Если бы Картрайт был убит профессиональным киллером, они не оставили бы его в твоем доме, если только…

— Только что?

Его губы сжались.

— Если только тебя не подставили.

Закрыв глаза, я уткнулась лбом ему в грудь. Стук его сердца успокоил меня, когда его руки обхватили мою талию, притягивая к себе.

Его глубокий голос заполнил пространство.

— У меня проблемы с профессиональным убийством. Кого-то вроде меня не приглашают в дом подружки моей жертвы.

— Я не была его девушкой… — я не договорила.

— Это означает, что Картрайт, вероятно, знал человека, который был с ним. Возможно, он доверял ему или ей. Находясь в своем доме, я смогу узнать гораздо больше и, возможно, распознать кого-то.

Оставаясь в объятиях Кадера, я прижалась к его груди, не в силах перестать слушать, но желая не слышать. В висках у меня стучало в такт его сердцу.

— Если люди в университете уверены, что вы оба в бегах, — продолжал он, — они попытаются найти вас. Черт возьми, «Синклер Фармасьютикалз» может попытаться найти тебя. Когда мы вернемся домой, я запущу несколько программ, чтобы просмотреть записи телефонных разговоров и выяснить, с кем разговаривал Олсен. Тот, кто нанял меня, или тот, кто убил Картрайта, может попытаться найти тебя. Существует миллион возможных сценариев, и все они означают, что наше время истекает. Сейчас мы не можем поехать в аэропорт. Я мог бы зафрахтовать частный самолет, но это потребовало бы фальшивых удостоверений личности и тонны денежных переводов. В аэропортах, даже частных, есть камеры. Гораздо труднее остаться незамеченным, когда тратишь 8000 долларов в час на перелет. Удобство не стоит риска. Лучший способ выбраться из этого города, так же как мы это уже сделали: спрятаться на виду.

Новая мысль пришла мне в голову, я открыла глаза.

— Я должна сказать родителям, что я в безопасности.

Его голова качнулась из стороны в сторону.

— Их беспокойство должно быть реальным.

Я сделала шаг назад.

— Нет, они старые. Не древние, но моему отцу шестьдесят восемь, а матери шестьдесят семь. Я не могу заставить их пройти через беспокойство. А что, если люди будут задавать им вопросы?

— Тогда они ответят честно. Это лучший ответ для их безопасности. Сотни различных сценариев могут включать в себя мысль о том, что они помогают тебе спрятаться.

Мой желудок сжался при мысли о том, что кто-то может обвинить моих родителей. Я посмотрела на Кадера. Под глазами у него залегли морщинки, лоб был нахмурен.

— Мы можем что-нибудь сделать, чтобы обезопасить их? — спросила я.

— Позволить им ответить честно — это лучшее, что мы можем сделать для них.

Настала моя очередь повернуться, я хлопнула себя по бедрам.

— Я ненавижу это. Если ты их заставишь пройти через это, они сломаются.

— Опознать дочь в морге не легче.

Мое вращение остановилось, я недоверчиво уставилась на Кадера.

— А если я скажу «нет»?

— Тот же вариант, что и тогда, когда ты задала вопрос в своей спальне.

Он меня вырубит.

— А как насчет всего этого?